Обычная для конца сезона «итоговая» дискуссия о ТВ явно соскальзывает в этот раз в спор о политике следующего сезона, и не только редакционной. В той мере, в какой спор не сводится к старославянским препирательствам «о цензуре», его можно приветствовать, как и вообще выход на публику дебатов по принципиальным темам: налоги, демократия, противокоррупционная и противоинфляционные программы, судебное дело. Все эти темы превращаются в обсуждения. Но публика пока что немногого ждет от спорщиков. Отвычка говорить вслух на трудные темы стала эмоциональным кодом, от которого трудно отказаться.

В апреле--июне 2008 года Русским институтом была проведена серия информационных, социологических исследований и экспертных обсуждений, посвященных состоянию современного общественно-политического телевидения в России. Целью исследования не была ни история политического телевещания в России, ни политическая оценка его состояния. Целью было уточнение координат редакционной политики федерального ТВ в новых условиях. Под новыми условиями мы понимаем, что очевидно, выдвижение этой весной радикально новой повестки дня для исполнительной и законодательной власти и начало нового президентства Дмитрия Медведева в политическом союзе с Владимиром Путиным.

Медведев в политическом союзе с Путиным настаивает на глубоком обновлении политики. Готовы ли СМИ к столь же глубокой переоценке собственной политики -- редакционной? Готова ли сама российская власть действовать в новых информационных условиях? Здесь представлены скорее наблюдения за ходом нашего обсуждения, чем систематическое изложение его результатов.

Плюсы и минусы

Эксперты, лояльные существующему порядку, прежде чем сознаться в нелюбви к ТВ, подчеркивают его глубокие достижения. Существующее медиапространство обладает серьезными достоинствами, независимо от того, признаются они или с гневом отвергаются.

Оно плюралистично. Потребитель или производитель контента может при неудовлетворенности одним СМИ перемещаться в другие, менять в принципе сектор получения информации -- вместо газет ТВ, вместо ТВ радио или Интернет, и эта практика для него не затруднена и не является, как правило, предметом преследования.

Оно стабилизирует политическую жизнь, создает конституционную предсказуемость электорального поведения. Здесь стоит уточнить: в принципе действующий «консенсус» редакционной политики вывел за рамки допустимого в СМИ популяризацию партий, враждебных духу и букве Конституции, а также популистских движений и сил полуфашистского-полуреволюционного характера.

И в то же время телевидением все недовольны! Эксперты всех направлений дружно клянут его, называя, правда, при этом несколько противоречивые аргументы.

«Цензура» является наиболее популярным объяснительным клише в России. Ею объясняют все. При этом цензуры собственно нет. В то же время внутри самой этой редакционной политики ярко выступают элементы автоцензурирования, умолчания, «рейтинговой пропаганды».

При определении тематики и формата вещания главным на данный момент является измеряемый показатель коммерческой эффективности. Вопрос общественного и тем более репутационного звучания телевизионного продукта не принимается во внимание. В эфире доминируют неполитические ток-шоу, сериалы и криминал; правильно или нет -- эксперты отмечают засилье рекламы. По-прежнему доминирует панель «героев» 90-х: криминальные банкиры, милиция, бандиты. На экране нет реальных людей и их проблем. Подобная установка делает невозможной работу с запросом на совершенствование общественно-политических программ, на более интеллектуальный, качественный контент, научно-познавательные, образовательные и детские программы.

Зона президентских форматов находится в центре нынешней системы политического телевещания. В своих очертаниях она сложилась в условиях первой избирательной кампании Путина (1999--2000годы) и его личной неслыханной успешности -- массовой и аудиторной. При низком уровне доверия к федеральной власти Владимир Путин стал лучшим, а в первые годы -- единственным «предложением» избирателю со стороны власти.

Многие годы проблема представленности власти на телевидении фактически решалась на основе сверхэксплуатации личного ресурса Путина. Но исследования не подтверждают эффективности для лидерства Медведева той планки форматов, которые хорошо работали на лидерство Путина. Лучшие путинские форматы в отношении Медведева часто выглядят как вторичные.

Новые условия

Кажется, многие не понимают, насколько отличается следующая эпоха. Менее всего это связано с отличиями Путина от Медведева. Медведев вырабатывает политический здравый смысл в рамках новой политической повестки. Выдвинутые правительством Медведева--Путина задачи имеют жесткие условия выполнимости. Среди этих условий -- формирование новых мобильных коалиций, часто временных, в поддержку нового курса, включение новых, настойчивых общественных сред в реальную политику, интеллектуальная подвижность инновативного свойства и европейская совместимость инструментария государственного строительства.

Медведев выдвигает тезисы, нуждающиеся в рассуждениях, за которые должно нести ответственность. Программа Медведева требует взвесить сомнения, поделиться ими вслух, поразмышлять, и не только потому, что они как-то небывало сложны. Новая политика такова, что неосуществима прежним способом -- быстрым уходом правящей группы в отрыв. Обсуждение включает в политику невключенных, позволяя рассчитывать на них. Государство Медведева -- это то, что именуют инклюзивной демократией, политикой включения.

Президент выдвигает программу, неисполнимую без поддержки расширенного большинства страны. Новая стратегия госстроительства (ее именуют «ускоренной модернизацией», хотя верней было бы говорить о европеизации страны) потребует жертв и ограничений. Но президент сегодня не знает, кто на самом деле поддерживает его новые позиции, кто готов идти на связанные с этим жертвы, а кто не готов?

В условиях новой концепции лидерства, когда его осуществляют два человека на высших должностях в исполнительной власти, резко выросла роль адекватного представления всех уровней власти, при которой ее должны правильно понимать на разных уровнях государственного сообщества. То есть СМИ должны усилить особенно важную для России функцию коммуникаций между властями и внутри власти -- правильной, релевантной коммуникации. Есть серьезные сомнения в том, что это происходит.

Политический класс лишен релевантных данных и обратной связи. Так не сможет возникнуть стратегическое большинство вокруг целей-2020. Вот почему сегодня все силы, нелояльные Конституции, оживлены задачей перессорить Медведева с Путиным, столкнуть их стили политики лбами. Разрыв коммуникаций зарастает предрассудками разной степени тяжести.

Относительно СМИ это: «криминализация эфира криминализует страну», «лица в кадре все те же, идет советизация эфира, за которой коррумпированное начальство жирует», «телесериалы и шоу дебилизируют народ», «оппозиция отключена от ТВ, а цензура топчет беззащитную мысль железной пятой», «засилье чернухи на ТВ 90-х привело к поражениям; оптимистическое ТВ наших дней ведет нас от победы к победе»... Стороны выдвигают взаимно непроверяемые утверждения, при этом ссылаясь на несовместимые ряды фактов и игнорируя факты, приводимые конкурентами. Факты от оценок неотличимы. Иногда создается впечатление, что речь идет о разных странах. Дело в том, что в России существует глубокое расхождение между картинами страны, формируемыми разными СМИ, расхождение, которое слабо связано с их политическими позициями.

Медианожницы

Да, сегодня у любого в стране выбор есть. Если ТВ немило -- ступай в Интернет, слушай радио, читай прессу. Полная свобода медиасерфинга. Но что встретит наш «серфер», перемещаясь между газетой, Сетью и телеэкраном? Невероятный разрыв. Поразительное разногласие между событийными рядами прессы и радио, с одной стороны, и федерального телевещания -- с другой. Спрятать этот разрыв невозможно, перенастроить остальные СМИ под ТВ -- тем более. Поэтому сам этот разрыв, «тематические ножницы» превратились в ньюсмейкинг - источник новостей для всех остальных СМИ, кроме самого ТВ.

Информационные ножницы можно рассматривать, разумеется, как позитивно, так и негативно. С одной стороны, это свобода выбора канала информации. С другой, сам этот разрыв становится источником скандальных новостей во всех СМИ, кроме телевизионных, со всеми непременными в таких случаях инсинуациями и преувеличениями. Стороны обвиняют одна другую в злонамеренности и в высасывании новостей из пальца. Вместо спора по реальным проблемам страны бесконечно муссируются мнимые козни темных сил то ли из-за рубежа, то ли по вине самой власти. Это деформирует как информационную повестку дня, так и повестку дебатов в обществе. Сами проблемы не обсуждаются -- обсуждается их освещение.

Политики, участвующие в исполнительной власти, и все остальные политики разделены на две когорты, практически не пересекающиеся на экране. Политики, принадлежащие к исполнительной власти, редко излагают и разъясняют политический смысл своих решений. За них это обычно делают т.н. политологи. Но политологи и эксперты в свою очередь не вступают в спор с политиками, существуя как бы в несмыкающихся пространствах. Общемировой формат «политик, оспариваемый экспертом (-ами)» почти не представлен (помимо оппозиционных и маргинальных политиков).

Отсутствуют прямые эфиры, все без исключения передачи и даже ток-шоу идут в записи. Почти отсутствуют серьезные дискуссии -- разборы решений власти. Полностью отсутствуют разборы принципиальных дискуссий внутри власти.

Альтернативные точки зрения если и излагаются, то «назывным» образом, без расшифровки. Тем самым возможность оценить их ошибочность в телеформате (один из важнейших критериев, в том числе и для профессионального эксперта) исключена.

Возник по-своему уникальный разрыв («ножницы») между информационной повесткой российской прессы, радио и Интернета, с одной стороны, и российского телевидения -- с другой. Большинство тем, дебатируемых в прессе, практически не отражаются на информационных и содержательных приоритетах телеканалов. Печатная пресса изобилует большим количеством «лиц», чем федеральные телеканалы.

По данным компании TNS Gallup Media, в апреле по всей России 36% участников телеизмерений имели доступ в Интернет, в Москве этот показатель достигает 54%. Эти данные подтверждаются и специальным установочным исследованием проекта TNS Web-Index -- Интернетом дома пользуются 29% жителей России и 50% москвичей. По данным TNS Gallup Media, типичный пользователь Интернета сегодня -- мужчина в возрасте 35--54 лет. Также Сетью активно пользуются люди с высоким доходом и семьи с детьми. Эти люди ежедневно фиксируют -- и вынуждены как-то объяснять себе! -- разрыв между двумя информационными рядами, осуществляя выбор того, которому они готовы доверять. При этом легко выявляется негативная корреляция между пользованием Интернетом и продолжительностью, а также качеством просмотра программ телеканалов.

Псевдоконфронтация

Можно сформулировать ряд проблем, связанных с современной российской политикой, ее отражением в эфире федеральных телеканалов и общественным запросом на определенные перемены в этой сфере.

В вещании на ТВ сейчас практически отсутствуют диалоговые форматы. Имеющиеся же направлены на усиление псевдоконфронтационной составляющей. Лжеконфронтация исключает диалог и профанирует любую дискуссию. Реальные разногласия в обществе, и особенно в действующей политической среде, остается опасно нераскрытой. Тем более что федеральные телевизионные каналы в течение многих лет используют один и тот же набор экспертов-интерпретаторов, почти одинаковый на всех каналах. Особенно ничтожно присутствие на федеральном телевидении представителей региональной экспертной элиты.

Лица, принимающие решения, присутствуют на телевизионных каналах в лучшем случае в качестве «говорящих голов» в рамках текущего информационного ряда. Нечасты случаи, когда представители власти приходят на ТВ для отчетов, и почти никогда -- для дискуссии, особенно в отношении собственных действий.

Но и контроль государства над телевидением, даже в зоне собственно государственных СМИ в целом, -- иллюзия. Его заменяет консенсус политиков и собственников СМИ, разновидность неформального общественного контракта -- медиаконсенсус. Важнейшие содержательные решения принимаются на исполнительском уровне среднего звена внутри телекомпаний. В итоге качественное обсуждение редакционной политики каналов подменяется контролем числа показов. Вне зависимости от их качества.

Темное прошлое и светлое будущее

Практика такова, что каждое из СМИ категорически отвергает наличие пропагандистской компоненты в собственной деятельности. Однако информационный поток в России во многом модерируется пропагандистскими установками собственников. Идея автономии журналиста в отношении собственника непопулярна и не имеет сильных оснований в действующем законе "О СМИ".

Общеизвестна беда российского бизнеса -- срастание с властями. В случае СМИ это срастание носило с самого начала беспрецедентно глубокий характер. Строго говоря, сама десоветизация и декоммунизация осуществлялась сверху, сменяющими друг друга правительствами, преимущественно средствами СМИ, рассматриваемыми при этом как инструмент. При выходе из советской системы российские СМИ, являющиеся остатком центральных СМИ СССР, не были выведены из пропагандистского регистра деятельности. Политическое руководство и политический класс не только не обратили внимания на эту задачу, а наоборот, этим воспользовались -- сперва при борьбе с Горбачевым, затем при борьбе за сохранение Ельцина на президентском посту.

С середины 90-х годов собственники и руководство СМИ практически слились с политическим руководством, а разгоревшаяся внутри борьба привела к расколу медиаэлиты.

Нынешняя система присутствия на ТВ сложилась на базе решения нескольких, тогда реальных задач: недопущение использования ТВ как средства контрпропа -- против конституционных институтов, особенно президентства, являвшегося поначалу единственным реальным институтом-символом восстанавливаемой России; недопущение использования ТВ как средства экстремистской популистской агитации, запрет на проведение репутационных кампаний личностями, движениями и организациями по формированию массового сознания в деструктивном стиле. «Подтекстом» при этом выступает опасение неконтролируемого хода событий, отсылающее к опыту 1989--1999 годов. «Как бы опять у нас чего не вышло!». Со временем эта разумная предосторожность превратилась в формулу-заклинание, объявляющую рискованным все, что не утверждено заранее. На месте анализа оказался запрет.

Что же в итоге?

Редакционная политика ТВ в ее нынешнем виде не создает и не поддерживает сильных социальных мотиваций для заявленных политическим руководством страны целей и приоритетов. Эта ситуация не является результатом ошибок, непрофессионализма и/или злого умысла. Она связана с инерцией предыдущего периода, в том числе и с его достижениями.

Телевидение действенно и по-своему совершенно как инструмент стабилизационной терапии массового сознания («успокоения» общественного мнения). Любые идеи о возможности реформирования массового вещания воспринимаются как риски для стабильности с неизвестными последствиями.

Любая реформа редакционной политики, особенно в зоне федерального телевещания, будет выбирать между двумя стилями -- инерционным (консервативным) и радикальным (концептуально не разработанным). Консервативный сценарий, как ни странно, опирается на тезис из радикальных сценариев -- о «переходности» нынешнего медийного статус-кво. Развитие современных технологий, Интернета создает реальные предпосылки неизбежности нового интерактивного ТВ с практически неограниченным доступом ко всем видам контента. В течение ближайших пяти--десяти лет произойдет существенное изменение номенклатуры каналов (источников) формирования общественного мнения и общественных настроений.

Эта точка зрения, в общем, поддерживается и руководством федеральных каналов. Отчасти ссылаясь на это «светлое будущее», руководство каналов и менеджмент среднего звена придерживаются принципа «не стоит ничего трогать -- все работает». В сочетании с фактором физического износа руководящего телевизионного менеджмента, мало менявшегося на протяжении последних десяти лет, это создает на телевидении атмосферу своеобразной «застойности».

Федеральные каналы с большой скоростью утрачивают монополию на формирование мнений политического класса и активного (креативного) сословия, которое стремительно «уходит» в Интернет (особенно в Москве). Эта тенденция пока не касается массовой аудитории, но уже тотально затронула социальный слой, на мнение которого ориентируется массовая аудитория.

Система контроля присутствия на телевидении складывалась в обстановке завершающей фазы фактической «холодной гражданской войны» в России и относится к числу инструментов, с помощью которых эта война была выиграна. Но она уместна в мирном быту не более, чем ржавая сабля буденовца.

Необходимая конверсия сопоставима (по сложности, да и по рискам) с демобилизацией армии, выигравшей гражданскую войну, и переходом к мирной жизни. Важный неявный момент здесь тот, что мирная жизнь после гражданской войны в принципе отличается от мирной жизни до нее, и поэтому демобилизация не равна довоенному статус-кво. Силам, проигравшим войну, нельзя отдать победу, но все интересы должны быть включены в новую формулу, нацеленную на решение следующей главной задачи. Вчерашние противостояния должны как можно скорее утратить актуальность, уступив место новому составу приоритетов. Иерархия меритократического типа замещает и вытесняет иерархию лояльности, особенно вчерашней лояльности. И нельзя исключать ситуации, что вчерашнему «красному коннику» доведется стать мелким клерком вчерашнего «белогвардейца».