Два последних танцевальных спектакля в конкурсе «Золотой маски» оказались совсем маленькими -- по двадцать минут каждый. Оба привезены из Челябинска; оба представляют собой распространенные танцмонологи. Владимир Голубев, прежде работавший в местном Театре современного танца (в вотчине знаменитой «деревенщицы» Ольги Поны), нынешнюю работу показывает под собственной маркой; Мария Грейф, у Поны танцующая до сих пор, -- под маркой театра.

Голубевский монолог называется «Несоло» -- и потому, должно быть, что это демонстративный отказ от парадности и приравненной к ней «театральности» театра (очевидно, что рядовой зритель от танца заведомо ожидает большей праздничности, чем от драмы), и потому, что в этом монологе герой старается определить, сплести себя из нескольких голосов. Актер выходит на пустую сцену (лишь стул и аккордеон рядом с ним) и буднично проборматывает матерную припевку. Далее -- в той же копошащейся интонации -- следует обращение к зрителям: «Можно быть никем на сцене -- разве обязательно кем-то быть?» Не дождавшись поддержки, смиряется, напяливает символизирующий «театральность» нелепый полосатый фрак и начинает собирать спектакль (и себя) из фрагментов.

Вот кусочек классического страшненького трепа о том, как некий мужик шел с косой за плечом и по неосторожности этой косой срубил себе голову. Вот фрагмент наукообразного монолога о том, как суметь актеру заплакать на сцене (подтвердить экспериментально выкладки не удается -- вместо слезных желез срабатывает мочевой пузырь, и персонаж срочно убегает за сцену). А вот, наконец, и танец -- свободное, отлично выученное тело иллюстрирует (как сообщает Голубев) выражение «ходить ходуном». И, наконец, аккордеонные разливы -- играть он тоже умеет. Кажется, что актер рассматривает все свои возможности и пытается понять, что он такое на самом деле, что эта сумма возможностей собой представляет.

Голубева привычно уже сравнивают с Гришковцом, но судить о том, насколько верно это сравнение, можно будет лишь после появления новых его спектаклей. Выбранный ли это путь или один из вариантов (мне хотелось бы второго; человеку, так умеющему владеть своим телом, не стоит забалтывать это умение), будет ясно совсем скоро.

Второй монолог -- сделанный Марией Грейф танцспектакль «Одри» -- нового жанра (или поджанра) зрителям не предлагает. Юная танцовщица фантазирует на темы, связанные с биографией Одри Хепберн, то есть не с буквальной хроникой, конечно же, а с перечнем душевных состояний. Предполагается, что основным состоянием самой обаятельной кинопринцессы ХХ века было тотальное одиночество, невозможность контакта, ощущение себя запертой в «несвоем» и неласковом пространстве, вызывающее детский бунт. Грейф выходит на «парадных» высоких каблуках -- ноги в них буквально подламываются, хрупкие щиколотки выворачиваются при падении, туфли наконец отбрасываются. И в кирпичную стенку бьется, по ней пластается, ходит по ней пешком (с помощью висящего каната; меняется плоскость взгляда; Грейф движется так уверенно, что в какой-то момент кажется, что это мы сидим на стене под 90 градусов к полу, а она-то нормально ходит по плоскости) одинокая девчонка. Прием с запущенной фонограммой «Римских каникул» и мелькающей в начале спектакля и в финале нарезкой кадров кажется слишком лобовым, но в общем срабатывает, скрепляя цельность спектакля. И, как и в случае с Голубевым, нельзя не отметить качество движения, выученность Грейф; и тот и другая исполняют свои изобретения на совершенно европейском уровне.

Но в номинации «Лучшая мужская/женская роль» их нет. Есть лишь сами постановки в номинации «Лучший спектакль современного танца». Вряд ли они смогут что-то из призов получить. Но посмотрим, решения жюри объявят в субботу вечером, и мы расскажем о них в понедельничном номере.