В России непарламентские методы борьбы граждан почти всегда вызывают у власти если не страх, то опасения. С одной стороны, потому что если уж русский народ вышел на улицу, то явно не с мирными целями, а с другой -- при всем внешнем спокойствии власти и сами чувствуют себя неуверенно или по крайней мере исходят из простой посылки: лишние катаклизмы не нужны. При этом у нас нет ни устойчивых форм выражения своего протеста, ни веры в его эффективность.

За последние годы в России прошло несколько массовых выступлений граждан. Большинство из них касалось социальных проблем. Эксперты называют акции протеста пенсионеров и льготников в 2005 году после монетизации льгот, митинги против роста цен на жилищно-коммунальные услуги в 2006 году, недавние митинги протеста обманутых соинвесторов жилья и националистический митинг в карельском городе Кондопога, отозвавшийся в других частях России. Численность участвующих в этих акциях вряд ли кого-то поражала после "опыта" конца 80-х -- начала 90-х годов, но все же позволяла говорить об их всероссийском масштабе. При этом лишь выступления против монетизации льгот дали ощутимый эффект -- на реализацию закона был выделен дополнительный и внушительный объем средств.

Монетизация вывела на улицы одну из двух категорий граждан России, способных на акции протеста. В России люди первой категории выходят на улицы в состоянии, близком к отчаянию. В целом же люди в России в большинстве своем живут с ощущением того, что они не могут влиять на ход событий, они только надеются, что власть снизойдет к их бедам и нуждам и поможет им. С этим связано фиксируемое социологами недовольство работой правительства и надежда на то, что президент может что-то изменить. Например, люди знают, что есть некий стабилизационный фонд, и у них, как правило, есть представления о том, как бы его следовало потратить. Но при этом есть понимание, что влиять на решения властей в этом вопросе они не могут.

В цивилизованном обществе гражданские выступления, как правило, не имеют целью изменение государственного строя. Для этого есть менее агрессивный и более законный способ -- выборы. Манифестации и забастовки призваны решить локальные, конкретные вопросы.

Социальный протест в России власть силовым способом давить не пытается. При этом пока ни одной политической силе не удавалось эффективно использовать социальный протест в своих целях.

Вторая категория граждан -- участников уличных демонстраций активничает на политических митингах, коих теперь возникло множество. Связано их количество преимущественно с предвыборным годом, годом обещаний. Митинги эти немногочисленны и никаких конкретных задач перед собой, судя по всему, не ставят. Кто-то высказывается «за русских», кто-то «против власти», кто-то против тех, кто «против власти». Отсюда и довольно сомнительный состав участников. В нынешних маршах участвует, как правило, молодежь, желающая хоть как-то начать политическую карьеру либо просто подработать. Возглавляют же марши политики «второго состава», временно выпавшие из обоймы.

Поскольку в российской практике выход пусть и небольшого числа граждан на политический марш автоматически воспринимается как потенциальная угроза конституционному строю, разгоняют такие марши с ожесточением. С другой стороны, действительно, для того, чтобы совершить "революцию", много народа не нужно.

Согласно мартовскому опросу Центра Юрия Левады, 75% россиян считают, что оппозиционные движения имеют право на организацию массовых митингов, а 11% респондентов придерживаются противоположного мнения. При этом 64% опрошенных высказались против того, чтобы власти запрещали акции оппозиции, 21% считает, что власти имеют на это право, а 15% затруднились с ответом. По данным опроса, 65% россиян не поддерживают силовые действия правоохранительных органов при разгоне несанкционированных митингов и демонстраций, 19% придерживаются противоположной точки зрения. При этом понятно, что выйти на улицу самостоятельно готова очень небольшая группа населения. Россияне и власть пока не нашли адекватной формы взаимодействия. «Дело Щербинского» можно было бы назвать признаком появления «гражданского общества», если бы обе стороны восприняли его как закономерность. Но пока это выглядит скорее как случайность в их отношениях.

В России сейчас нет ни одного института, уровень доверия которому можно было бы назвать значительным. А это приводит к ситуации, когда уход консолидирующей фигуры воспринимается как политический вакуум. Власть опасается, что построенная вертикаль может рухнуть. В такой ситуации лучше, чтобы массовых выступлений ни по каким вопросам не было. Или были, но такие, которые бы олицетворяли поддержку власти.