Мода на барочную оперу давно захватила Германию, и Мюнхен не остался в стороне. На сцене баварской Штаатсопер поставлены почти все самые ходовые оперы XVII и XVIII веков от Монтеверди до Генделя. Во время интендантства Питера Джонаса публику здесь боялись кормить сплошь радикальными подходами, и барочная опера в основном шла по ведомству развлекательного театра. Впрочем, в Англии (а Джонас -- человек английской закваски) развлекательность никогда не противопоставляли серьезному подходу, но всегда старались ненавязчиво сплавить их в нерасторжимое целое. И все же самые большие удачи случались в Штаатсопер, когда серьезность выходила на первый план и диктовала правила игры. Именно глубина взгляда сделала спектакль по оратории Генделя «Саул», поставленный Кристофом Лоем, сенсацией и принесла ему звание «Лучшая постановка года».

Помимо Штаатсопер в Мюнхене есть еще две площадки, где идут оперные спектакли. Первая -- Государственный театр на Гертнерплатц, где особую прелесть составляют постановки опер жеманного и трогательного бидермайера типа «Марты» Флотова. Второй -- старинный Театр принца-регента, где идут учебные спектакли Баварской театральной академии. Туда с этого сезона пришел ректором сторонник радикального театра Клаус Цеэляйн, долгое время возглавлявший Штутгартскую оперу. Он привез с собой не только театральные принципы, но и любовь к немецкому композитору Райнхарту Кайзеру, современнику Генделя. Одну из его опер уже возродили в Штутгарте, и все единодушно одобрили эту акцию: композитор оказался действительно отменным. Теперь пришла очередь еще одной оперы под устрашающе тевтонским названием «Фредегунда», и за дело взялись студенты Театральной академии под руководством режиссера Тильмана Кнабе и дирижера-аутентиста Кристофа Хаммера.

Музыка Кайзера и впрямь первоклассна, три часа партитуры заставляют следить за игрой тембров и темпов, ритмов и звучностей с неугасающим интересом. Музыканты ансамбля «Новая придворная академия Мюнхена» приучены не просто щеголять звучком, но и искать в нотах конкретный смысл. Театральность, действенность, насыщенность эмоциями -- эти качества кайзеровской музыки бросаются в глаза сразу же и подтверждаются на протяжении всего спектакля.

Тильман Кнабе мастерски использует эмоциональную насыщенность звукового ряда. Борьба за власть при дворе французского короля Хильперика (V век!) выглядит как события самого недавнего прошлого или даже скорее непосредственного настоящего, вершащегося где-то в странах со становящейся демократией. Все эти герои истории с труднопроизносимыми именами, принцессы и короли Галсвинда, Сигиберт, Базина, Херменегильд и прочие, обладают хваткими и прыткими характерами в духе сегодняшних мыльных опер. Кнабе спародировал игру хищных честолюбий и щелканье алчных челюстей средневековья через отсылки к модному немецкому сериалу 20-летней давности. Опера написана по-немецки -- она увидела свет в 1715 году в гамбургской опере на Генземаркте; ее либретто -- переделка итальянского текста, и потому от последнего остались кое-какие охвостья: парочка арий звучит ни с того ни с сего на главном оперном наречии того времени. А немецкий, довольно-таки корявый и вычурный, напоминает нашего Тредиаковского, и это добавляет перца комплексу из музыки и слова. Музыка иногда тащит слова, как на веревке, вперед и вскачь, а они, неуклюжие, отчаянно сопротивляются.

Исполнители (в опере семь героев -- три женщины и четверо мужчин) за одним исключением студенты либо Театральной академии, либо Аугсбургской театрально-музыкальной высшей школы. Женщины справляются с бурными водоворотами зубодробительных партий без видимых сложностей, благо школа барочной колоратуры в расчете на высокий голос теперь имеет хорошую основу. Мужчинам приходится туго: в Гамбурге не признавали кастратов, и подвижные, требующие искрометной виртуозности партии писали для теноров и баритонов. Бедные студиозусы лезут из кожи вон, чтобы не опозориться, но у них нет должной выучки, и до блеска они не доходят и полпути. Высшее достижение представителя мужской команды -- красивые высокие ноты тенора Томо Мацубары. Спеть их красиво ему помогает мизансцена: в это время возлюбленная, как бы это сказать поприличнее, делает с ним то же, что с Клинтоном Моника Левински.

Вообще все без исключения певцы проявляют себя как отличные актеры, здесь придраться буквально не к чему. Музыка несет нас в бешеном вихре вперед -- и действие начинено животной энергией вечного движения. Месиво человеческих судеб и воль бурлит, как варево в котле ведьмы.

В этом вареве есть своя верховодка, сама почти ведьма. Это заглавная героиня с жабьим именем Фредегунда. Она и в истории была плебейка, которая прибрала к рукам королевскую власть, потому и в театральной версии не блещет тонкими манерами и строгостью морали. Чешская певица Дора Павликова (она одна не принадлежит к студенчеству) делает из роли Фредегунды просто конфетку! Не стесняясь своей полноватости, она является поначалу в короткой юбке и майке, и в области живота отовсюду свешиваются лишние килограммы. Небольшой голос Павликовой обладает неисчислимыми оттенками тембров и окрасок, что позволяет ей плести тончайшее кружево страшноватого характера похотливой интриганки. Не стесняется наша Фредегунда и своей беременности: с выпирающим голым животом приходит она на тайное свидание к любовнику и с бесстыдством самки у нас на глазах отдается мужчине, не проверяя какому именно. Тем контрастнее финальное появление Фредегунды в виде приличной дамы с коляской, ее моральный триумф становится очевиден через достижение «статусного положения».

Учебный спектакль «Фредегунда», который можно упрекнуть разве что в чрезмерной простоте оформления (при полном профессионализме художника!), отличается жесткостью и ясностью, заразительностью и витальностью. Чрезмерные физиологические подробности борьбы за власть кому-то из мюнхенцев не нравятся -- одна дама во время генеральной паузы в отчаянии выкрикнула: «Лучше бы концертное исполнение!» А приличная старушка после первого действия всплеснула руками: «Боже ты мой», -- и на второй акт не осталась. Но большая часть публики воет от восторга и устраивает бешеные овации, особенно Доре Павликовой. И это вполне заслуженно: в этом живом спектакле у нас на глазах родилась звезда оперной сцены.