Назначив Рамзана Кадырова президентом Чечни, Кремль позволил этой республике выиграть своеобразное соревнование за звание образцового субъекта федерации, развернувшееся в последние пару лет между двумя некогда самыми проблематичными российскими территориями -- Чечней и Татарстаном. Татарстан неожиданно «срезали» на финише: в конце февраля сенаторы отклонили проект договора между Казанью и Москвой о разграничении полномочий, уже утвержденный президентом и одобренный конституционным большинством Государственной думы.

Теперь эксперты гадают, оказалось ли сенатское вето просто удобным способом саморекламы политической партии «Справедливая Россия», которую возглавляет спикер Совета Федерации Сергей Миронов. Или оно было заранее согласовано с администрацией президента Путина, как и думское одобрение, и стало, таким образом, формой вежливого отказа татарстанским федералистам во главе с почтенным юбиляром Минтимером Шаймиевым, которому недавно исполнилось 70 лет. Тем более что уже после отклонения договора лидер единороссов Борис Грызлов подтвердил, что в случае возврата документа в нижнюю палату думское большинство преодолеет сенатское вето.

Чечня и Татарстан давно беспокоят кремлевских начальников. В начале 90-х годов прошлого века именно они стали лидерами знаменитого «парада суверенитетов» -- на фоне общего кризиса рушившейся советской системы в этих республиках произошла сильнейшая политическая мобилизация титульных этносов. Руководство Союза ССР, которое находилось в конфликте с командой Бориса Ельцина, пришедшей к власти в России, предложило тогда российским автономиям уровнять свой статус с союзными республиками. Это могло расколоть РСФСР и ослабить ее лидеров.

Клич Ельцина о суверенитете, которого каждый может взять столько, сколько сможет, до сих пор вызывает мстительные судороги на лицах патриотов-державников, которые, видимо, забыли, что российский лидер был вынужден искать хоть какой-то способ удержать республики от ухода. В противном случае процесс распада СССР оказался бы для России гораздо более болезненным и разрушительным.

Уговорить в итоге удалось всех, кроме Татарстана и Чечни, -- обе республики приняли декларации о суверенитете, а после окончательного распада Союза отказались подписывать Федеративный договор с Москвой (1992) и принимать федеральную Конституцию (1993). Дальнейшие события развивались по-разному. Чечня, принявшая собственную суверенную конституцию в 1992-м, к 1994 году сползла к внутренней гражданской войне, в которую в итоге была вынуждена вмешаться Россия. А Татарстан, который тоже принял в 1992-м конституцию без единого упоминания о России и в том же году подтвердил свою самостоятельность на внутреннем референдуме, добился внутренней устойчивости и подписал в 1994 году договор и целый блок межправительственных соглашений с Москвой. Этот пакет предоставил ему очень существенные бюджетные, сырьевые, военные и политические преференции и до начала 2000-х годов оставался единственным актом, скреплявшим поволжскую республику с остальной страной.

В первые годы нового тысячелетия администрация Владимира Путина принялась за строительство «вертикали власти», которое подразумевало унификацию политического и правового пространства страны. Эксперты Генпрокуратуры и правового управления президента выполнили огромную работу, редактируя региональные законодательства в соответствии с федеральным. В Чечне тогда еще шла война -- вторая по счету. Конституция же Татарстана была успешно исправлена и обогатилась упоминанием о нерушимой общности с Россией, которая закрепляется обоими Основными законами и договором о разграничении полномочий.

Чуть позже, в 2003-м, центр денонсировал отдельные договоры с регионами, заключенные в период «парада суверенитетов», в том числе и бессрочный договор с Татарстаном. Но в татарстанской конституции по обоюдному согласию Москвы и Казани осталась «тройная» формула единства: два Основных закона плюс договор. Поэтому почти сразу после расторжения старого договора рабочая группа спикера Госсовета республики Фарида Мухаметшина с одобрения Кремля села писать новый.

В 2003 году новую, пророссийскую конституцию приняла и Чечня. Проект во многом был списан с конституции Татарстана, но не предусматривал обязательного заключения договора. Тем не менее новое чеченское руководство тоже засело за проект разграничения полномочий -- особый статус казался само собой разумеющимся грозненским чиновникам, сидевшим в строительных времянках посреди республики, полностью разрушенной двумя войнами.

Обе рабочие группы -- и в Грозном, и в Казани -- использовали в качестве примера старый российско-татарстанский договор. Грозный первым представил проект, в котором фактически требовал монопольного права на пользование недрами, налоговых каникул и ограничения присутствия федеральных военных. Группа Мухаметшина также попыталась повторить успех 1994 года. Это абсолютно не устраивало Кремль -- началась длительная работа по согласованию.

Татарстан успел первым: в ноябре 2006 года проект, в котором, по словам его разработчиков, после согласования с юристами администрации не осталось и 0,3% содержания первоначального текста, не говоря уж о договоре 1994 года, был одобрен президентом. Татарстан получил право заключать соглашения с правительством России по вопросам, затрагивающим его экономические, экологические и культурные особенности (эти соглашения подлежат обязательному одобрению федерального парламента), развивать международные и внешнеэкономические связи -- строго с одобрения соответствующих федеральных инстанций, поддерживать этнических татар за пределами республики, иметь президента, свободно владеющего татарским языком, и выдавать желающим жителям специальный вкладыш в общегражданский паспорт с татарстанским гербом.

В сущности, договор оказался абсолютно символическим и больше всего напоминал сувенир к 70-летию Минтимера Шаймиева. Сами сторонники договора в Татарстане назвали его абсолютно «центростремительным». При этом они надеются создать прецедент: если договор будет принципиально утвержден, со временем можно несколько расширить его содержание.

Противников договора в Москве слово «прецедент» испугало даже больше, чем слово «суверенитет», справедливо разъясненное в проекте как самостоятельность республики вне предметов ведения федерации и предметов совместного ведения. Спикер Совета Федерации и его единомышленники увидели в проекте угрозу возобновления «парада суверенитетов».

Татарстанские эксперты не считают, что за Казанью сразу выстроится очередь из регионов, желающих подписать аналогичный договор с центром, и не видят в договоре универсальной модели для всех регионов. Но полагают, что регионы-доноры, подобные Татарстану, имеют право на такое регулирование отношений с центром, который в стабильной стране в любом случае останется сильнее. С их точки зрения прозрачная система внятных договоров, прошедших процедуру согласования и ратификации, лучше, чем сложившийся в результате строительства «вертикали власти» неформальный регламент взаимоотношений федеральной и региональных элит.

Но последние политические достижения Москвы в Чечне свидетельствуют, что «неформальный регламент» предпочтительнее. Новый президент Чечни Рамзан Кадыров после сенатского отказа Татарстану публично отказался от договорного разграничения полномочий. Но получил полный карт-бланш на управление республикой по своему усмотрению, имея в качестве «сдержки и противовеса» только самого Владимира Путина.

У Рамзана Кадырова есть свои несомненные плюсы -- он является горячим сторонником единства Чечни с Россией, противником радикального ислама, ему сдаются боевики, он строит дома там, где пять лет лежали руины. При этом в его окружение входят многие бывшие сепаратисты, а власть свою он осуществляет с помощью республиканских силовых структур, которые подчиняются не столько профильным федеральным министрам, сколько ему лично, и к тому же состоят из вчерашних боевиков. Само собой, законность они обеспечивают сообразно собственному пониманию, что вызывает весьма неприятные комментарии западных специалистов по правам человека. Зато лондонский эмиссар сепаратистов Ахмед Закаев назначение Рамзана Кадырова одобрил, заметив, что самый молодой российский губернатор «с пониманием» относится к ичкерийцам.

На этот парадоксальный итог десяти лет кровопролитной битвы за российский конституционный порядок в Чечне и, как выразился Глеб Павловский, самоидентификацию России в Москве не обратили внимания. Интересно, что в хоре одобрения действительно безальтернативного кандидата Кадырова никто не вспомнил, что безальтернативным сделал его сам федеральный центр. Среди прочих и глава сенатского комитета по конституционному законодательству Юрий Шарандин, рекомендовавший палате отклонить договор с Татарстаном, горячо поприветствовал утверждение Рамзана Кадырова, не заметив, что оно противоречит региональной конституции, а та -- российским законам: по ней президент Чечни до сих пор избирается народом. Зато тот же г-н Павловский объявил, что Рамзан Кадыров занял свое место более заслуженно, чем многие другие российские губернаторы.

Незначительными правовыми нюансами можно и пренебречь, коль скоро Чечня стала идеальной моделью. Не так уж важно, что на самом деле делает с жителями и республикой ее руководитель. Важно лишь, что экономически привлекательный сегмент чеченской экономики (легальная нефтедобыча) находится целиком под федеральным контролем.

Об экономике Татарстана этого не скажешь, хотя республика и лишилась почти всех прежних экономических преференций. Объем и качество этой экономики трудно сопоставить с аналогичными показателями дотационной Чечни, пусть нефть Татарстана по качеству и уступает грозненской. Похоже, что федеральный центр знает лишь один способ «перераспределения» региональных ресурсов -- для него не нужны сложные процедуры публичных согласований и ратификаций, достаточно поменять модус взаимоотношений с региональной элитой.

Характерно, что одно из четырех негативных сенатских заключений на договор подписал глава комитета сената по делам федерации и региональной политике Рафгат Алтынбаев, которого в Татарстане считают возможным сменщиком Минтимера Шаймиева по версии Москвы. В этом списке называют также экс-мэра Казани, ныне полпреда президента на Дальнем Востоке Камиля Исхакова и федерального министра внутренних дел Рашида Нургалиева. У татарстанских политиков все три фигуры вызывают довольно отчетливое раздражение: в республике приемником Шаймиева хотели бы видеть Фарида Мухаметшина.

При этом администрация Татарстана не видит поводов для досрочной отставки своего нынешнего шефа. Шаймиев лоялен, он обеспечил мир, этническое и конфессиональное согласие внутри своей республики, дружит с Владимиром Путиным, является одним из столпов «Единой России». Его полномочия продлены в прошлом году на следующие пять лет. Федеральным властям в конце 2007-го и начале 2008 года предстоят большие выборы, на которых республика должна показать нужный результат. А смена президента с последующим переделом властных и экономических ресурсов способна неуместно «расшатать» ситуацию.

Многотысячные митинги начала 90-х вряд ли снова выплеснутся на улицы Казани -- даже в том случае, если договор о разграничении так и останется в Совете Федерации, Минтимера Шаймиева решат отправить на почетную пенсию, а передел ресурсов пойдет по самому жесткому сценарию. Дело в том, что «неформальный регламент» региональной власти и ее взаимоотношений с федеральным центром давно перестал интересовать людей. Чечня с ее всеобщим высшим политологическим образованием, полученным под бомбами, -- скорее исключение из общего правила. Но и там, как везде, "простые люди" мало интересуют участников этих взаимоотношений. Не говоря о том, что есть регионы, которые из поля зрения федералов выпали давно и совершенно -- вместе с обычными жителями, политическими элитами и депрессивными экономиками.

Похоже, никого особенно не волнует, что в перспективе это взаимное безразличие может взорваться сильнее тысячи национализмов. Пока же вместо некрасивого «парада суверенитетов» с митингами на площадях Кремль устроил маленькое дефиле допустимых моделей федеративных отношений: по подиуму прошли Минтимер Шаймиев с проектом договора и Рамзан Кадыров, договор пока отложивший. Победила, естественно, молодость.