За последние десять дней федеральная власть дважды обратилась к теме обустройства своих отношений с отдельными регионами. 9 февраля Госдума ратифицировала договор о разграничении полномочий с Татарстаном, который его противники называют первым шагом к повторению «парада суверенитетов». А 15 февраля Владимир Путин принял отставку Алу Алханова с поста президента Чечни, назначив временно исполняющим обязанности Рамзана Кадырова. И таким образом поставил точку в процессе формирования в этой республике весьма своеобразной политической системы, отличной от политической системы любого другого региона и означающей соответственно «особые отношения» с центром. Одновременно спикеры региональных парламентов Татарстана и Дагестана предложили воссоздать Министерство национальностей и написать концепцию взаимоотношений Москвы с субъектами федерации. Все это образовало фон для возобновления дискуссий о государственном устройстве России. Выяснилось, что желающих «на выход» нет даже среди тех, кто раньше добивался сецессии любой ценой. Но и модель «восстановления вертикали власти» явно оказалась слишком простой.

Договор с Татарстаном, внесенный в парламент президентом и поддержанный фракцией «Единой России», вызвал неоправданно бурную реакцию: многим политиками показалось, что единство России он как раз ставит под вопрос, и за Татарстаном выстроится очередь из желающих подписать такую же бумагу, как это было уже в 90-е годы прошлого века. Однако при более внимательном чтении договора выяснилось, что ничего общего с договорами 90-х, в которые регионы заворачивали «столько суверенитета, сколько могли унести», он не имеет.

Татарстанская рабочая группа пыталась максимально приблизить новый договор к бессрочному договору 1994 года, фактически аннулированному в 2004-м поправками к федеральному законодательству. Но в итоговом варианте от былых татарстанских привилегий не осталось почти ничего. Татарстанская элита просто получила символическое признание ее особого статуса, что очень важно в преддверии больших выборов 2007--2008 годов и в свете неизбежной скорой смены президента в самом Татарстане, которую уже анонсировал 70-летний Минтимер Шаймиев. Кремль же получил документ, который вместе с федеральной конституцией и исправленной конституцией республики формально окончательно закрепил Татарстан в составе России: ведь в начале 90-х эта республика не подписала федеративного договора и не участвовала в принятии российской конституции 1993 года.

Так же, как Чечня. Только для Чечни все закончилось войной, с небольшими перерывами длившейся почти десятилетие. Теперь в ней поставлена довольно своеобразная точка: с увольнением Алханова, который долго рассматривался как «сдержка и противовес» самовластию Рамзана Кадырова, в Чечне сложилась почти идеальная модель управления регионом, как ее хотел бы видеть центр. «Вертикаль власти» упирается там лично в руководителя, который может делать на вверенной ему территории абсолютно все, что угодно, не особенно стесняясь даже рамок федерального законодательства. Отвечает он только перед назначившим его главой государства: теперь только президент России -- и «сдержка», и «противовес». При этом центр полностью контролирует все, что может представлять собой интерес в региональной экономике -- в чеченском случае это 2 млн тонн нефти, добываемые «Роснефтью».

Повторить эту фигуру в восьми десятках других случаев, включая тот же Татарстан, вряд ли удастся. Во всяком случае перед большими выборами Кремль будет поддерживать уже сложившиеся отношения с региональными элитами. Зато новый президент Чечни может попытаться сложившийся баланс изменить в свою пользу. Вполне вероятно, что и вожделенное президентство Рамзану Кадырову, и без него давно ставшему хозяином своей республики, отдано как раз для того, чтобы отвлечь его от идеи перераспределения контроля над чеченской нефтью. Характерно, что договор о разграничении полномочий, в который Грозный больше всего хотел включить именно это требование, в последнее время почти не обсуждается. Но если Чечне удастся заставить федералов вернуться к обсуждению договорных отношений и добиться прогресса, тогда именно она (а вовсе не Татарстан) может стать «идеальной моделью» уже не для центра, а для регионов.