Константин (Ирлан Хугаев) -- нестарый еще филолог с птичьим профилем и усталым лицом. Утром он читает в институте (дело происходит в городе N, в котором угадывается Владикавказ) лекцию о поэтах-декадентах. Его никто не слушает. Он заканчивает свою лекцию и в последний раз пытается обратить на себя внимание присутствующих: «В прошлый раз я просил вас прочитать рассказ Эдгара По «Черный кот». Это очень короткий рассказ. Кто его прочитал?» Никто не поднимает руку. Никто даже не обращает внимания на заданный вопрос. «Идите вы к черту», -- говорит Константин. И уходит. Чтобы без всякого мановения руки превратиться в Пика -- наркомана, мучающегося от отсутствия денег на столь необходимую ему дозу. Денег невозможно найти нигде -- ни у родителей, ни у коллег -- интеллигентов-шахматистов в районной библиотеке, ни уж тем более у собственно барыг: они не привыкли делиться своим товаром в долг.

Прозвище главного героя -- Пик -- можно трактовать по-разному. Вряд ли кому-то услышится в этом коротком слове «остроконечная горная вершина» или -- если следовать финансовой терминологии -- «резкий выброс цены вверх или вниз и возвращение ее к начальному значению». (Никаких «выбросов цены» в мире, где обитает Пик, нет; наркотик имеет неизменную стоимость: были бы деньги, или, как называют их персонажи «Ласточек», «филки».) Куда точнее в строку ложится несуществующее в русском языке, но в данном случае вполне подходящее производное мужского рода от слова «пике» -- бесконечное и необратимое низвержение вниз. Впрочем, экранный Пик вроде бы находит в себе силы принять окончательное решение и начать бороться со своей пагубной страстью -- но в любом случае это остается за кадром. А в кадре только пролетевшая ласточка, которой в это время года ну никак не могло здесь появиться.

Критики, уже успевшие посмотреть «Ласточек» Аслана Галазова, с удовольствием и, в сущности, вполне справедливо сравнивают фильм и с «казахской волной» перестроечных времен, и с современным европейским кинореализмом в диапазоне от братьев Дарденнов до сенсационных «новых румынов» (при желании можно вспомнить еще культовый в определенных кругах фильм Ильи Хотиненко «Одиссея 1989 года»). Но вот парадокс: именно этот фильм, едва ли не единственный в современном российском кино достойный включения в самые пристрастные контексты, совершенно не хочется относить ни к какой школе или направлению. Его просто хочется смотреть, испытывая подзабытое было чувство общения с настоящим кино. Это вызывающе простой фильм, создатели которого умудрились пройти по тончайшей грани и не скатиться ни в скуловоротное бытописательство (хотя провинциальное житье-бытье и субкультура местных «торчков» показаны с точностью, в которой не сомневаешься ни секунды), ни в патетическое обличение порока. Нельзя сказать, что одна из сторон Константина--Пика является его сущностью, а другая -- маской. Обе они достаточно безрадостны и призрачны. Настоящим, самим собой, герой оказывается, пожалуй, только в своих внутренних монологах (исполнитель главной роли Ирлан Хугаев является и автором сценария), проговоренных на прекрасном литературном языке и не вызывающих, как это сплошь и рядом случается с закадровым текстом, ощущения тавтологического довеска, призванного прояснить то, что не получилось показать на экране. В «Ласточках» вообще то и дело происходят маленькие чудеса -- все приемы и образы, которые казались безнадежно устаревшими, исчерпанными и выхолощенными, обретают первозданную свежесть. Ну кто бы мог подумать, что в 2007 году птица в качестве символа надежды на лучшее не будет казаться штампом?

P.S. Фильм получил главный приз международного кинофестиваля кинематографических дебютов «Дух огня» в Ханты-Мансийске и -- только что -- Гран-при фестиваля независимого кино «Чистые грезы» (Санкт-Петербург).