История -- одна из древнейших наук. Это доказывается хотя бы тем обстоятельством, что муз биологии и химии, наук, за которые дается Нобелевская премия, нет, а муза истории Клио -- одна из девяти муз греческого Пантеона. И тем не менее за выдающиеся достижения в истории Нобелевская премия или какая-либо эквивалентная ей по мировому общественному престижу (наподобие Филдсовской премии за выдающиеся заслуги в математике) не присуждается. Почему? В значительной мере это, несомненно, связано с тем, что испокон века история была субъективна.

Во всех странах мира правители старались переписать историю под себя. Из-за чего влияли на современных им историков, а также писателей и драматургов. Например, великого Шекспира можно смело назвать одним из заказных, с точки зрения сюжета (но не литературы), писателей. Так, Ричард Третий, вне всякого сомнения, в целом был не лучше и не хуже других правителей Англии. Не повезло ему в истории (стал нарицательным злодеем) оттого, что он был последним королем предыдущей династии, Йорков, с которой пришедшие ей на смену Тюдоры, правившие во времена короля драматургов, бились не на живот, а на смерть.

И так из поколения в поколения, из века в век. Ложь, ставшая канонической, превратилась в часть незыблемой части культуры многих стран, а также и мировой истории. Россия в этом ряду является, возможно, первой среди равных, но далеко не единственной. Ибо в российской истории переврано так много, что иногда кажется, что нет ни одного участка ее длиной в несколько десятков лет, который историческая наука описывала бы объективно. Факт многократного переписывания истории ХХ века уже сам по себе служит неопровержимым доказательством этого тезиса.

Что же можно сделать для того, чтобы историческая правда более или менее восторжествовала во всем мире? Могу предложить один рецепт, может быть, наилучший из всех возможных.

В психологии известна теория зеркального Я. Согласно этой теории человек воспринимает себя так, как видят его другие. Более того, эти отражения восприятий в сознании нередко продолжаются, преумножаются и преломляются, как в зеркалах. Можно строить свое представление о том, как твой возлюбленный, враг, начальник или подчиненный:

а) представляет, как ты его представляешь (два отражения);

б) как с его точки зрения ты себя представляешь (три отражения);

в) как с его точки зрения ты представляешь то, как он тебя представляет (четыре отражения) и так далее.

Нечто подобное возможно в истории. Только вместо зеркального Я появляется образ зеркального Мы. Зеркальное Мы -- это образ страны и населяющих ее людей в глазах ее соседей, а еще лучше, с точки зрения объективности, зарубежных стран, с ней не граничащих и потому наименее заинтересованных в искажениях своего представления. Такие представления -- в совокупности и порознь -- зачастую могут дать значительно более объективное представление о стране и ее истории, чем собственные историки.

Общеизвестно, что наиболее достоверными источниками о России времен Ивана Грозного являются вовсе не записи летописцев, а воспоминания посетивших Россию иностранцев. Воспоминания маркиза де Кюстина о России 1839 года (времен правления Николая I) являются каноническими. И это неудивительно. Представьте себе, что государство является живым организмом (наподобие Левиафана Гоббса) -- модель, которая, несмотря на очевидную простоту, в первом приближении может рассматриваться как одна из вполне современных. Каждому ясно, что исследование того, как организм устроен изнутри, и его же исследование извне, -- совсем не одно и то же.

Зримый образ страны -- вполне адекватная аналогия с тем, как воспринимают государство и себя самих его граждане и историки с одной стороны, и граждане и историки других стран -- с другой. Образ зеркального Мы исключительно информативен и в значительной мере комплементарен внутреннему описанию. Хотя бы потому, что доминирующее мнение страны о себе самой, как правило, одно, а мнений о стране историков других государств -- много. И они более объективны, ибо не подвержены давлению власти.

Возвращаясь к России, замечено, что, интересуясь мнением о себе представителей других стран, равно как и историков других стран, россияне -- как образованные, так и малообразованные -- испытывают интуитивный страх. Их представления в двойном преломлении (то есть в представлении о мнении о них других) очень невысоки. И они были бы чрезвычайно удивлены, если бы узнали, что мнение о России в различных странах далеко не так плохо, как кажется самим россиянам, не то страдающим комплексом неполноценности, не то наслаждающимся манией величия, а чаще и тем, и другим одновременно. (Разрыв между собственным представлением о себе и своим представлением о том, как тебя представляют другие, сам по себе исключительно информативен и, несомненно, может служить предметом самого пристального исследования.)

Комплекс этот заметен даже при интерпретации книги маркиза де Кюстина, традиционно считающейся самым суровым приговором России ХIХ века. В то время как объективно в ней есть и совершенно противоположная сторона, которая (ввиду означенных комплексов) и официальными историками, и массовым читателям осталась почти незамеченной. А именно: влюбленность автора в российскую культуру и российскую жизнь. И это неудивительно. Российская культура во многом исключительно притягательна. И бояться державе с великой культурой своих собственных отражений (какими являются другие страны и их народы) совершенно не следует.

Концепция изучения истории стран и народов как зеркального Мы (то есть в отражениях историков и представлениях народов других стран) не претендует на то, чтобы являться теорией наподобие зеркального Я в психологии. По крайней мере в настоящее время. Зеркальное Мы -- это лишь метод, но, мне кажется, исключительно эффективный.

В наши дни, когда коммуникации между странами и культурами исключительно интенсивны, а обработка больших массивов информации не представляет проблемы, метод зеркального Мы может оказаться чрезвычайно мощным орудием в исправлении ошибок и сознательной лжи в истории как отдельных стран, так и во всемирной истории.

Кто знает, возможно, в результате применения метода зеркального Мы премия наподобие Нобелевской за выдающиеся достижения в исторической науке когда-нибудь все же будет учреждена. С одной оговоркой: правом голоса в суждениях о выдающемся вкладе в историческую науку должны обладать представители всех стран, за исключением той, история которой изучается в представленной на соискание премии работе. Ибо история написания истории -- история сама по себе. И подчиняется она тем же законам, что и сама история как таковая.