Вчера и сегодня в Концертном зале имени П.И. Чайковского проходят гала-концерты солистов, симфонического оркестра и хора театра «Арена ди Верона», оперный фестиваль которого является самым старшим и самым демократичным из европейских оперных форумов. Среди приглашенных звезд -- известный певец Пата Бурчуладзе, входящий в пятерку лучших басов мира. Легендарный Герберт фон Караян назвал его вторым Шаляпиным. Родившийся в Грузии и получивший образование в Москве певец поет все лучшие басовые партии и остается лучшим в мире Борисом Годуновым, но на этот раз главными для него будут арии из опер « Фауст » Гуно и «Мефистофеля » Бойто, а также арии из опер Верди, Беллини, Масканьи.

Перед концертами с Патой БУРЧУЛАДЗЕ побеседовала Ольга РОМАНЦОВА.

-- После распада СССР многие отечественные певцы уехали на Запад, их было там гораздо больше, чем нужно, и многие были готовы работать за копейки. Что происходит сейчас?

-- В то время это напоминало мне ситуацию в экономике: все стали уезжать из страны, и цены резко упали. Обиднее всего, что многие очень хорошие певцы из России были согласны работать за мизерные гонорары. Мало кому из них удалось чего-то добиться. Они хватались за любые партии, забывали о качестве исполнения и в итоге остались на вторых-третьих ролях или вообще лишились работы и голосов. Сейчас ситуация стабилизировалась, на Западе снова стали ориентироваться не на цену, а на качество пения.

-- Вас считают там певцом из России или из Грузии?

-- Ко мне везде относятся как к русскому басу, и я этим горжусь, потому что моим педагогом был Евгений Николаевич Иванов, и я продолжаю традиции русских басов.

-- Как вы относитесь к тому, что в последнее время опера становится одной из отраслей шоу-бизнеса, и многие режиссеры стараются привлечь зрителя провокационностью спектакля?

-- Это безобразие. Мне особенно неприятно, когда режиссеры за границей издеваются над русской оперой. Это делают не только иностранцы, режиссеры из России тоже позволяют себе много антихудожественного. Я бы сказал, что те, кто не может поставить оперу так же талантливо, как Франко Дзефирелли или Уго ди Ано, сделать так, чтобы его постановка, с одной стороны, продолжала традиции, и в то же время воспринималась современно, стараются привлечь к себе внимание любыми способами. Один из них -- поставить скандальный спектакль. Такие режиссеры считают, что чем больше их ругают после премьеры, тем популярнее они становятся.

-- Обычно режиссеры в таких случаях говорят: я просто стараюсь соответствовать вкусам западной публики.

-- Думаете, зрителям на Западе нравятся такие спектакли? Обычно 90% людей, сидящих в зале, в шоке от режиссерских «нововведений». Современность оперной постановки вовсе не в том, чтобы на сцене появилась голая женщина.

-- В постановках русских опер такое тоже бывает?

-- Очень часто. Например, в «Борисе Годунове» сцена Самозванца и Марины Мнишек чаще всего происходит в женской бане, и поблизости моются голые женщины. В «Хованщине», где я пою Хованского, персидских пленниц раздевают и они пристают к Хованскому.

-- Вы пытаетесь как-то противостоять таким режиссерским экспериментам?

-- Раньше, особенно в начале моей карьеры, я сопротивлялся, когда видел, что режиссер ставит спектакль, который у нас назвали бы капустником. Иногда прекращал работу над постановкой и уезжал. Но спектакль, в котором издевались над оперой, в итоге все равно выпускали. Сейчас я стараюсь объяснить режиссеру, что можно делать, а чего нельзя. Например, в постановке «Бориса Годунова» в Штутгарте, где я исполнял партию Бориса, режиссер требовал, чтобы Борис и Юродивый вместе пили водку. Но это же невозможно! Мы долго разговаривали с режиссером (оперу ставила женщина), и я постарался, не обижая ее, объяснить, что Годунов не может так себя вести. В конце концов мы договорились, что Борис возьмет у Юродивого водку и уйдет за кулисы.

-- Интересно, как бы вы поставили оперу, если бы были режиссером?

-- Я бы обязательно немного обновил постановку. Но в то же время постарался бы перенести на сцену то, что написано композитором. В опере музыка говорит сама за себя. Чтобы не испортить ее, важно не переборщить с театральной игрой. Иначе музыка будет мешать режиссеру.

-- Сейчас Большой театр постепенно обновляет классическое оперное наследие.

-- Да, я участвовал в новой постановке «Войны и мира».

-- Как вы относитесь к таким опытам?

-- Я считаю, что нужно обновлять спектакли, но при этом не уничтожать классическое оперное наследие. Ведь можно и возобновить старую редакцию «Бориса Годунова», и рядом сделать новую, современную постановку этой оперы. Пусть публика сама выбирает, какую из них ей смотреть. Я уверен, что на классических спектаклях будет больше зрителей.

-- Вы собираетесь петь в Большом театре в ближайшее время?

-- В данный момент Большой театр переживает переходный период. Я уверен, что после его окончания меня пригласят здесь выступить, и я с удовольствием приеду (каждое мое выступление здесь оставляет очень приятные воспоминания). Я бы хотел петь на старой сцене, ведь атмосфера зала имеет огромное значение. Когда я пел «Войну и мир» на Новой сцене, мне иногда казалось, что я выступаю в каком-то клубе. Та же ситуация была в «Ла Скала», когда ее основное здание закрывали на реконструкцию, и я пел на временной сцене, и в театре «Ковент-Гарден», и в Барселоне, когда там сгорел оперный театр.

-- Где выгоднее сейчас работать певцу -- в России или на Западе? Европейские солисты, выступавшие в Москве, говорят, что получают здесь свои обычные гонорары.

-- Не знаю, какой гонорар получают за границей певцы, которые так говорят. Я еду в Россию не за гонорарами (в Большом театре я получил в три-четыре раза меньше, чем за границей), и делаю это потому, что мне хочется здесь выступать. За границей мне предлагают хорошие партии, и я работаю там для того, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь. А для души я приезжаю петь в Россию и в бывшем постсоветском пространстве.

-- Как вы относитесь к нынешним взаимоотношениям между Россией и Грузией?

-- Я внимательно слежу за тем, что происходит. И считаю, что два народа, которые веками были вместе, должны всегда дружить между собой. Грузии важно поддерживать отношения с такой великой державой, как Россия. Политики должны наконец договориться. Я верю, что все уладится. И надеюсь, что искусство этому поможет.

-- Правда ли, что ситуацию в оперном мире определяют не режиссеры и дирижеры, а менеджеры? Что в «Ла Скала», «Метрополитен опера» и других театрах есть своя мафия?

-- Все это очень относительно. Если дирекция какого-нибудь оперного театра все время приглашает одних и тех же певцов, трудно назвать это мафиозной структурой. Было бы гораздо лучше, если бы вокальный состав определял дирижер, а не директор театра. Но что поделаешь: у него все права. Обычно у меня не возникает из-за этого проблем. Но с ними часто сталкиваются молодые певцы с хорошим голосом. Директора театров предпочитают видеть на своей сцене знаменитостей. Они, к сожалению, не всегда поют лучше, но у них есть имя.

-- Певец должен учитывать вкусы публики?

-- Обязательно. В каждой стране свои тонкости. Например, в Германии надо петь все точно, как написано, не проявляя лишних эмоций. В Италии самое важное -- петь бельканто, показывая зрителям красоту голоса и плавное ведение звука. В России нужно создать образ, ради этого можно даже немножко нарушить вокальные каноны. А в Латинской Америке зрителям очень нравится, если ты проявишь на сцене бешеный темперамент.

-- Как вы относитесь к концертам оперных певцов на стадионах?

-- Не вижу ничего плохого в таких концертах. Некоторые выступают на стадионах ради рекламы: там за один раз певца могут услышать 50 тыс. человек. Но все это не имеет отношения к опере. Если оперный певец выходит на сцену с микрофоном, значит, он зря учился. Петь в микрофон могут все, и звучание голоса будет зависеть только от мастерства звукорежиссера. А оперные певцы десятилетиями занимаются, добиваясь красоты и силы звука.

-- На сколько лет вперед у вас расписан график работы?

-- Как правило, на три-четыре года вперед. Сейчас составляю календарь на 2011 год. Буду петь в «Аиде» в «Ковент-Гардене».

-- У вас в репертуаре появляются новые партии?

-- Да, хотя я перепел практически все партии, написанные для баса. Но тем не менее у меня в репертуаре все время появляется что-то новое. Недавно я в первый раз исполнил Stabat Mater Дворжака в Италии и его Реквием. Может быть, найдется и еще что-нибудь.