Есть в мире места, не будь которых человеческая цивилизация не просто стала бы беднее -- ее вообще бы не было в том виде, какова она есть. Одно из таких достояний всего человечества -- Санкт- Петербург. Здесь невозможно не быть немножко поэтом: любая улица будит воображение. Любой разговор в любую минуту способен вознестись ввысь -- как ракета-носитель, как самолет вертикального взлета.

Неудивительно, что отсюда в мир пришли и великая музыка, и великий балет. Когда Агреппину Ваганову спросили, почему в ее хореографическом училище девочки танцуют лучше, чем в училище Большого театра, хотя в Москве преподаватели лучше, чем в Питере, великая балерина ответила: "Потому, что учиться танцу в Москве они идут по улице Горького, а в Ленинграде -- по улице Зодчего Росси!"С самого момента основания духовная жизнь играла в Санкт-Петербурге главную роль и была истинной жизнью города.

Старейшие университеты России -- Московский и Санкт Петербургский -- моложе Парижского университета на пятьсот лет, университетов Праги и Кракова -- на четыреста. Это прискорбно. Возможно, именно в отсутствии университетов в России в период ее становления как государства -- в ХV--ХVII веках, -- когда университетская жизнь в Европе била ключом, предопределяя эпохи Возрождения и Просвещения, скрыта причина многих сегодняшних проблем Российской Федерации. Не основывали университетов в России ни Иван Третий-Великий, ни Иван Васильевич Грозный, ни Алексей Михайлович, ни Федор Иоаннович, ни Михаил Романов. В то время как слова "университетский город" во время их правления звучали в Европе возвышенно. Ибо университет был залогом устойчивого развития города, княжества, королевства. Естественные и гуманитарные науки оплодотворяли друг друга идеями, профессора и студенты, одни обучая, другие задавая вопросы, обогащали знаниями друг друга и мир.

Университеты придавали развитию нации и Европы как содружества наций (хотя и противоборствующих) вектор, об отсутствии которого в России сокрушаются по сей день. Университет с его вольным духом был центром жизни великих европейских столиц. Даже самые тупые властители понимали, что университет -- это святое. Наличие университета в городе было гордостью и признаком европейскости. Университет был храмом мысли и истины, которые не зависели от воли властителей и оставались незыблемыми с их уходом. Университеты, а вовсе не герцоги и короли были гарантом преемственности национальных традиций. Тот факт, что ни один университет Европы с самого своего основания, открывшись, не закрывался даже в самые мрачные времена, несомненно, было одной из причин расцвета Европы в ХIХ веке, ее культурного и политического доминирования в мире в веке ХХ.

Петр Первый мощно поворотил руль русского корабля в сторону Запада. Санкт-Петербургский университет, основанный почти через сто лет после смерти Петра, но в соответствии с духом петровских преобразований, стремительно стал центром духовной жизни столицы империи. Его воспитанники принимали участие во всем спектре общественной жизни: они становились министрами и революционерами, социалистами и монархистами, губернаторами и профессорами.

Университеты -- первый в России Московский и Петербургский -- были символами приобщения страны к европейской цивилизации. Того, что отныне и навсегда Российская империя является частью цивилизации Возрождения и Просвещения. Вольный дух Петербургского (а в советские времена -- Ленинградского) университета жил живой жизнью даже в самые мрачные, омертвелые времена. Даже в 1937 году, во время большого террора. Даже в Гражданскую войну. Даже во время большевистского переворота. Ибо гармоничное образование, даваемое университетом, и -- что еще более важно -- возможность его получения были ферментом и эликсиром неукротимого русского духа, не похожего ни на какой другой.

В России никогда не было свободы слова, но всегда была необыкновенная свобода мысли. Это относится и к ленинградскому периоду Петербурга, далеко не самому светлому. Когда я учился (в эпоху, как ее теперь называют, застоя), кафедра теоретической физики размещалась в ректорском флигеле, окнами выходящем, как известно, на набережную Невы. Был жив и возглавлял кафедру великий Фок, на семинарах можно было сесть на диван, на котором в семье ректора университета Бекетова (согласно легенде, а может, и в действительности) родился поэт Александр Блок (сейчас этот диван куда-то бесследно исчез). Любые лекции можно было посещать совершенно свободно. Стоило перейти улицу -- и ты оказывался на историческом или филологическом факультете, где учили Тарле и Лихачев.

А по дороге домой можно было забежать в Эрмитаж (студенческий вход стоил десять копеек, даже для студентов, людей, как правило, небогатых, сумма символическая), чтобы поразмышлять о квантовой механике, истории, топологии или судьбах вселенной в соответствующем настроению зале. Или просто побродить (музеев, по которым можно бродить, в мире три: Эрмитаж, Лувр и Метрополитен-музеум Нью-Йорка, не так уж много).

Мысль в городе, ведомая студентами университета -- и физиками, и лириками (между которыми никогда нельзя было провести четкой грани!), в городе, в котором всякая живая мысль давилась и запрещалась, била ключом. Интеллектуальная жизнь, ведомая университетом, бурлила. То были дискуссии мирового уровня, что видно из того, кем эти студенты впоследствии стали, и не только в России: в Гарварде, в Кембридже, в Стэнфорде... Поскольку -- и это стоит запомнить -- учат не только преподаватели и не только учебники.

Формальное обучение -- это только один из трех видов получения и приумножения знаний, всего лишь первая компонента интеллектуальной триады. Вторая -- никак не менее важная: студенты учат друг друга. Дух вольных бесед, которые незнамо куда заведут, дух дерзких вопросов и ответов, которые опережают вопросы, не менее важен, чем канонизированное преподавание. А третья ипостась интеллектуальной троицы -- стены. В университетах учат стены. Для того чтобы вдохновлять, стены должны иметь историю. Ощущение того, что вот на этом диване родился Блок, а там, напротив большой физической аудитории, Менделеев раскладывал карточки, положившие начало Периодической системе, вдохновляло.

Неудивительно, что из поколения в поколение Санкт- Петербургский университет рождал великих ученых, мыслителей, политических деятелей.

Санкт-Петербургский университет является одним из великих университетов мира, как одним и величайших городов мира является Санкт-Петербург. Тем более печально сознавать и утверждать, что сегодня в Петербурге, по сути, нет университета. Ни хорошего, ни плохого.

Спросите, что тогда находится на университетской набережной, в помещении двенадцати коллегий? Да как же это в Ленинграде--Петербурге нет университета, если университетов в городе чуть ли не больше, чем вытрезвителей, если университетом не называют разве что школу для умственно отсталых, если в девяностых годах прошлого века каждый, кто открывал учебное заведение, из которого не брали в армию, будь в нем всего лишь пара десятков учащихся, окончивших среднюю школу, писал на стенах своего детища заветное слово "университет"? Увы, подлинного университета в городе на Неве сейчас действительно нет.

ХХ век был иезуитски проворен в придании словам -- причем самым священным и значимым -- новых смыслов. Человеку века ХIХ в России (как, впрочем, и европейцу любого века) невозможно представить, что слова "идеализм" и "идеалист" могут стать бранными. Однако в Советской России эта фантасмагория стала явью: быть обвиненным в идеализме при Сталине было равносильно смертному приговору, при Брежневе и Андропове, правления которых нынче вспоминаются многими с умилением и ностальгией, -- лишению работы. Но во времена Сталина, Брежнева и Андропова невозможно было поверить в то, что слово "демократ" по-русски когда-либо будет звучать как клеймо. Пушкин и Герцен ни за что не поверили бы, что слово "либерал" через полтора века в общественном сознании станет синонимом проходимца.

С понятием "университет" произошла сходная метаморфоза. По определению словаря Даля, университет -- это высшая школа, учебное заведение по всем отраслям науки. Ну, разумеется, по всем наукам, считающимся фундаментальными в ту или иную эпоху, -- так было испокон века. Это не значит, что изучение зоотехники или электродвигателей "ниже" или хуже, чем изучение атома или истории. Просто учебным заведениям, в которых получают такие специальности, дается иное название -- институт. Не может быть железнодорожного университета, университета профсоюзов или университета сантехники -- при всем уважении к ректорам университетов с подобными звучными наименованиями, людям, как правило, милым и просвещенным, пекущимся о благе вверенного им вуза.

Университет туризма не университет, так же как божий одуванчик не одуванчик. Университет сельскохозяйственных наук, Горный и Лесотехнический университеты в такой же степени университеты, в какой милостивый государь является государем. Это абсурд. Причем абсурд, разлагающий общество и цивилизацию, самые их корни.

Такие лингво-кентавры создают иллюзию того, что страна, населенная фрагментарно образованными людьми и только ими, может быть конкурентоспособной на мировом рынке и вообще называться цивилизованной. Переименуйте себя назад в институты, уважаемые коллеги, -- и все встанет на свои места. Называет же себя крупнейший и самый известный в мире Массачусетский технологический институт институтом. И вроде бы неплохо живет и даже немножечко процветает: в такой степени, что его годовой бюджет превышает бюджеты всех вузов России и Российской академии наук, вместе взятых.

С государственным Санкт-Петербургским университетом произошла иная история. В течение сотен лет он являлся выдающимся университетом не только России и не только Европы, но и всего мира -- по любым рейтингам и критериям. До тех пор, пока "отцам" города трех революций не пришло в голову выслать естественные факультеты за черту города. И выслали. Уж больно неблагонадежной, с начальственной точки зрения, была эта организация. Непредсказуемые юноши и девушки. Образованные гармонически и всесторонне. С вечным полетом мысли. Как ни затыкай ртов -- не заткнешь. И таких около десяти тысяч в каждом выпуске.

Что не менее "ужасающе", по окончании этого "неблагонадежного" заведения выпускники "внедрялись" на работу по всему городу, разлагая интеллектуальной заразой коллективный мозг ленинградцев, сделанный из монолита. И никакими политинформациями с ними, свободно и широко мыслящими, не сладишь: независимо и непредсказуемо рассуждающие, они хуже любой заразы. И ведь "глупость" какая получается: учим крамольников и вольнодумцев на свою голову за государственный счет. Не по-государственному выходит.

А так -- котлеты отдельно, мухи отдельно. Математика отдельно от лингвистики, физика -- от геологии, химия -- от биологии. Просто и эффективно. Плевать, что это делает невозможным нормальное развитие науки и технологий, исключает создание гибридных наук и перекрестное опыление идеями, основанное -- как и во всем мире -- на университетах. "Меньше крамолы -- прямее дорога в коммунистический рай".

Кто принял решение? Обком партии? Отдел КГБ по работе с интеллигенцией? Нет сейчас этих организаций, как и города Ленинграда. Свободная Россия стирает метки казарменного социализма со стен и душ. Но разделение университета осталось. Естественные науки находятся за чертой города, остальные -- в его эпицентре. Находясь в исторических зданиях университета на Неве, кажется, что попал в девичье царство. А находясь в его части, сосланной за город, -- наоборот. Странная и противоестественная ситуация!

Университет, в котором естественные науки отделены от гуманитарных двумя с половиной часами езды, -- университет ли это? Увы. Университет, в котором гуманитарии и естественники не могут каждодневно общаться, только называется университетом. Ибо главное, ради чего университеты создаются и существуют -- свободное, творческое каждодневное и ежечасное общение студентов и профессоров всех специальностей, -- стало невозможным. А стало быть, приходится признать с горечью: сегодня Санкт-Петербургский университет вообще не университет в обычном смысле этого слова.

Кто конкретно ответствен за уничтожение Санкт-Петербургского университета? Боюсь, этого мы никогда не узнаем. Ректор Александров, известнейший математик, приписывал эту идею себе. В семидесятые годы прошлого века в новосибирском Академгородке мы сидели с Александром Даниловичем в его коттедже и пили водку "Даниловка" собственного изготовления (ее великий ученый на самогонном аппарате перегонял из водки, купленной в магазине). И академик плакал ( не преувеличиваю, именно плакал, из глаз капали слезы), повторяя: "Я хотел сделать маленький Оксфорд, я хотел сделать отечественный Принстон..." В самом деле, было от чего плакать. Но думается, свою собственную вину Александров преувеличивал. Его просто использовали и поставили другого ректора, как только великий математик и идеалист осознал, что делается от его имени, и попытался исправить ситуацию.

Так или иначе, вот уже сорок лет естественные и гуманитарные науки в Санкт-Петербургском университете разделены расстоянием приблизительно в пятьдесят километров, два с половиной часа езды. Но что такое два с половиной часа езды? Это расстояние между Веной и Прагой, Парижем и Лондоном. А пятьдесят километров -- это расстояние между университетскими городами в Центральной Европе.

Сегодняшний университет в Петербурге -- это на 80% девочки, учащиеся на гуманитарных факультетах плюс биология и психология. Мужчины, в подавляющем большинстве идущие на естественнонаучные факультеты, "сосланы" за черту города. Это абсолютно противоестественная ситуация, казавшаяся коммунистическим вождям нормализацией ситуации в колыбели Великого Октября.

Таким образом, была совершена тихая революция, по своей трагичности для города и страны соизмеримая разве что с октябрьской катастрофой 1917 года: бурлящий в центре Санкт- Петербурга котел идей и эпицентр свободной, не знающей преград мысли помочь России снова занять ведущее положение в науках и технологиях во всем мире после ее освобождения от большевистского ига в наши дни был уничтожен.

Санкт- Петербург начала третьего тысячелетия университетским городом не является. Это необходимо менять. Но как это сделать?

Сформулирую один из возможных планов возрождения Санкт- Петербургского университета, делая вид, что не замечаю трудностей, стоящих на этом пути. Как раз в наши дни в Петербург переводится главный офис "Газпрома". Налоги, которые при этом пойдут в казну города, могут существенно улучшить его экономическое положение. За перемещение в зону их юрисдикции крупнейших компаний в США, Японии и Европе города борются не на жизнь а на смерть. Однако в настоящее время перевод сырьевого гиганта в город на Неве не вызывает у петербуржцев восторга. Это недовольство объясняется планами постройки небоскреба, грозящего нарушить исторический абрис города в небесах. Не вдаваясь в споры об архитектуре, обращу внимание на то, что в таких случаях крупные компании в обмен на те или иные предоставляемые им льготы или возможности во всем мире делают нечто полезное для города и его жителей. Так вот, на мой взгляд, наиболее естественным условием перевода "Газпрома" в Питер могло бы стать требование восстановления всего Санкт-Петербургского университета в историческом центре города.

Причем это тот исключительный случай, когда -- уверен -- "Газпром" совершит подобное деяние с радостью: ведь во главе его совета директоров стоит выпускник Санкт-Петербургского университета, первый вице-премьер Дмитрий Медведев. Спикеры верхней и нижней палат российского парламента Сергей Миронов и Борис Грызлов также являются петербуржцами. Выпускником Санкт-Петербургского университета является и президент России Владимир Путин.

При оптимальном ходе событий уже через год-два воссоздание в центре Санкт-Петербурга университета может стать явью: "Газпрому" с его многомиллиардными долларовыми резервами это не составит труда. Тем более что места в этом районе более чем достаточно: для этого, в частности, можно использовать гигантские помещения недавно закрытого Оптического института и другие окрестные здания, используемые не по стратегическому назначению.

Одновременно надо создать содружество выпускников Санкт-Петербургcкого университета, успешно работающих в десятках стран мира, а также условия для их нормального пребывания в Петербурге при условии чтения ими лекций и научного руководства студентами (как это имеет место в любом западноевропейском и североамериканском университете).

Совместными усилиями губернатора Санкт-Петербурга, "Газпрома" (и других стратегических инвесторов, если таковые потребуются), при поддержке Государственной думы, правительства и президента России, а также выпускников и друзей Санкт-Петербургского университета на всех континентах Санкт-Петербургский университет может воспрять в считанные годы, снова заняв одно из ведущих мест в мировом рейтинге -- на благо великого города и великой страны.