«Знаменитый куратор Жак Соньер, пошатываясь, прошел под сводчатой аркой Большой галереи и устремился к первой попавшейся ему на глаза картине, полотну Караваджо. Ухватился руками за позолоченную раму и стал тянуть ее на себя, пока шедевр не сорвался со стены и не рухнул на семидесятилетнего старика Соньера, погребя его под собой...» Сегодня этот зачин кажется не менее классическим, чем, например, «В белом плаще с кровавым подбоем...» При том что роман Дэна Брауна «Код да Винчи» не более чем занятная беллетристика, идеально подходящая для многочасового авиаперелета, и ничего сверхординарного в ней нет. Кажется, что такую книжку может написать любой, у кого есть минимальные литературные способности и неограниченный доступ к Интернету (в отличие, скажем, от Майкла Крайтона, за каждым научно-популярным триллером которого чувствуется весьма серьезная подготовка, Браун в своих «исследованиях» скачет по верхам, к тому же не особенно беспокоясь об указании первоисточников). Да и о главной сенсации книги -- апокрифической истории об истинном значении Святого Грааля, секретах ордена тамплиеров и возможных потомках Христа и Марии Магдалины -- особо интересующиеся могли узнать и раньше из вполне доступной, может быть, чуть более специальной литературы.

Не стань «Код» притчей во языцех, любой вменяемый продюсер с негодованием отверг бы идею поставить фильм по книге, большая (и, к слову, наиболее увлекательная) часть которой состоит из пространных рассуждений по искусствоведению, истории религиозных символов и скрупулезного разгадывания всевозможных анаграмм, шарад и криптексов (с тем же успехом можно было попробовать соорудить блокбастер по мотивам конандойлевских «Пляшущих человечков»). Но 8 млн проданных экземпляров книги в одной только Америке в корне изменили положение вещей, и в Голливуде в авральном порядке взялись за экранизацию в ожидании изрядного куша.

Для осуществления грандиозного замысла были задействованы бронебойные силы. Бюджет в 125 млн долл.; режиссер Рон Ховард (в прошлом создатель симпатичных современных сказок, позже крепкий голливудский ремесленник, делающий фильмы о людях непростых профессий, вроде пожарных или космонавтов, и, наконец, ваятель монументальных композиций, специально предназначенных для «Оскара», каковой режиссер два года назад и получил за диетические «Игры разума»); сценарист Акива Голдсман (в свое время чуть не угробивший своими сомнительными идейками серию фильмов о «Бэтмене» и написавший сценарий для тех же «Игр разума»); наконец, неизбежный Том Хэнкс. (К слову, сам Дэн Браун представлял себе своего героя, специалиста по символам Роберта Лэнгдона, похожим скорее на Харрисона Форда.) Его весьма потертый вид, нелепые залысины и практически неизменное выражение лица, призванное, видимо, изобразить перманентную работу мысли, заставляет вспомнить, что в книге мы впервые встречаемся с Лэнгдоном, когда тот пребывает в состоянии, даже в научном сообществе попросту именуемым «бодуном». В фильме этот момент корректно опущен, но дальнейшие мимические эскапады Лэнгдона-Хэнкса явно дают понять, что похмелиться ему в конце концов так и не довелось.

При том что думать ему, в сущности, оказывается практически не о чем: опустив в сценарии все некиногеничные моменты, создатели «Кода» превратили головоломную историю, где каждая неверно прочитанная буква древнего алфавита была чревата роковыми ошибками, в средней руки триллер о погоне в стиле «галопом по Европам». Если в романе, обнаружив таинственный текст, Лэнгдон в компании внучки Соньера Софи (Одри Тоту) и специалиста по Граалю Лью Тибинга (Йен Маккелан) вынужден сначала провести дискуссию о семитских языках, курсиве Раши и прочих «некуддотах», то на экране ученый немедленно требует зеркало -- и загадочный текст отражается в нем в первозданном виде. И так во всем. Герои «Кода» похожи не на мудрых конспирологов, разгадывающих тайну, над которыми многие столетия бились лучшие умы мира, а на детишек, которые поутру в день рождения носятся по квартире в поисках подарка, находя указующие записочки то под кроватью, то в шифоньере, то в стаканчике для зубных щеток. Даже истинное значение важной строчки «Лондон, там рыцарь лежит, похороненный папой...» с налета объясняет Лэнгдону и Софи не пожилая библиотекарша Королевского колледжа, а юный англоиндус, вышедший в Интернет прямо из автобуса с помощью мобильного телефона, -- на помощь исследователям идет спонсорская техника. Понятно, что в такой ситуации играть артистам абсолютно нечего. И если Одри Тоту стоически это выдерживает (все-таки это ее первый настоящий голливудский проект), то Йен Маккелан попросту дает себе полный карт-бланш и отчаянно (хотя местами не без глумливого блеска) кривляется, доходя до степеней совсем уж неприличных: дорогого стоит хотя бы момент, когда ближе к финалу его заглушенный автомобильным стеклом вопль синхронизируется с сиреной проезжающий мимо машины, -- ни дать ни взять медсестра из «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» созывает детвору с купания. Время от времени на персонажей из-за самых темных углов белесым нетопырем налетает Пол Беттани в обличье альбиноса-убийцы Сайлуса, служащего таинственному ордену «Опус Деи», но особенной увлекательности действу не прибавляют и его ужимки и прыжки. Про Жана Рено (инспектор французской полиции Фаш), Альфреда Молину (епископ Арингароса) и Юргена Прохноу (банкир Верне) сказать попросту нечего -- все они настолько нелепы, невыразительны и плоски, что уже через пять минут после окончания картины возникает сомнение: а на самом ли деле эти хорошие в принципе артисты появлялись на экране.

Поскольку в мировой прокат «Код да Винчи» выходит только сегодня, первые барыши будут посчитаны не раньше понедельника, но в успехе мало кто сомневается. Поклонники романа отправятся в кино в любом случае, так и не сумевшие осилить книгу захотят узнать, в чем там, собственно, дело, а всех остальных может привлечь хотя бы кампания по осуждению фильма с самых разнообразных сторон -- от филиппинского общества противников порнографии и американской лиги альбиносов до Центрального духовного управления мусульман России и общественного комитета «За нравственное возрождение Отечества». Протесты во многом понятны, но вряд ли оправданны: много чести. Ховард не Мартин Скорцезе. И единственным адекватным вердиктом тут должна быть не анафема, а чуточку переиначенная строчка из стародавней кавээновской репризы: «Наши тамплиЭры сбили ящик из фанЭры».