Приятели-американцы Пэкстон (Джей Эрнандес) и Джордж (Дерек Ричардсон), а также примкнувший к ним исландец Оле (Айтор Гадъянсон) путешествуют по Европе в поисках дешевых развлечений и большой нечистой любви. Развлекаются они теми еще способами: в сферу их интересов входит ревизия кварталов красных фонарей, безудержное пьянство, наркотики и демонстрация филейных частей из окна взятого напрокат автомобиля -- в общем, охвачены все сферы культурного досуга, за которые американских туристов во всем мире, мягко говоря, недолюбливают. В одном из амстердамских кофе-шопов они встречаются со своим ровесником, обладателем противной бородавки на губе и мобильного телефона, на который записаны фотографии весьма фривольного свойства. Новый знакомый уверяет, что героями подобных снимков могут стать и они сами -- надо только добраться до словацкого городка в окрестностях Братиславы. В тамошнем студенческом хостеле местные девицы-красавицы за очень скромное вознаграждение позволяют иностранцам все, что угодно. Прибыв на место, троица охотников за наслаждениями и вправду обнаруживает в неказистом с виду общежитии все блага цивилизации, включая вполне пятизвездочный шведский стол, сауну, а главное -- Наталью и Светлану, живое и вполне доступное воплощение заветной мечты любого постоянного подписчика порнографических журналов, где царят модели из Восточной Европы. Однако после бурной ночи Оле таинственным образом исчезает, Пэкстон забывается на задворках очередного ночного клуба, а Джош... обнаруживает себя в мрачной комнате без окон в одних трусах и прикованным к стулу. И вокруг него уже ходит коновал в маске и кожаном фартуке, поигрывая электродрелью. С этого момента Джош не свободный представитель мировой сверхдержавы, а «мясная машина», кусок живой плоти, с которым клиент может делать все, что заблагорассудится, в соответствии с прейскурантом: за русского -- пять тысяч евро, за европейца -- десять, за американца -- двадцать. При желании можно заказать и что-нибудь более экзотическое: в соседней камере исходит криком под пламенем паяльной лампы неосторожная японка, за которую любитель экзотики отдал целых пятьдесят штук...

Как и предыдущая режиссерская работа Эли Рота, сюжет «Хостела» навеян средствами массовой информации. Идею своей дебютной «Лихорадки» Рот почерпнул в газетной статье о смертельной болезни, медленно, но верно разрушающей кожные покровы, а теперь набрел в Интернете на таиландский сайт, где любому желающему за определенную сумму предлагалось убить человека. Поделившись информацией со своим приятелем Квентином Тарантино, Рот получил от него несколько истерическое благословение на работу над этим сюжетом, а также уверение в помощи по продвижению фильма на экраны. В результате в январе этого года «Хостел» вышел в Америке со вступительным титром «Квентин Тарантино представляет» и в первый же уикенд вырвался на первую строчку топ-десятки, собрав 19,5 млн долл. (с бюджетом в 4,5 млн), что для фильма, на съемках которого было потрачено 150 галлонов искусственной крови и отмеченного по итогам суровым возрастным рейтингом R, куда как неплохо. Впрочем, при внимательном рассмотрении становится очевидно, что Тарантино помог не только своим именем: бурные дискуссии персонажей о еде явно несут на себе отпечаток классических тарантиновских диалогов про чизбургеры и испорченный майонезом картофель фри. А в одном из эпизодов по телевизору в холле рокового общежития можно поймать фрагмент из дублированного на словацкий язык «Криминального чтива».

Вообще, вполне очевидна ориентация «Хостела» на подготовленного зрителя-киномана. Основным источником вдохновения для Эли Рота, по его собственным словам, являлись азиатские фильмы ужасов последнего времени, которые Рот смотрел на международных кинофестивалях, разъезжая с «Лихорадкой». Насилие у Рота вплотную подходит к самым свирепым азиатским образцам, временами оставляя оригиналы далеко позади. Так что весьма уместно смотрится в крохотной роли японский многостаночник Такаши Миике, поразивший Рота (и многих других) своими сверхжестокими фильмами вроде «Кинопроб» или «Ичи-киллера». Причем в титрах он обозначен как играющий самого себя -- то есть не просто грустный японец отправился в Европу, чтобы «получить то, на что может не хватить никаких денег в мире», но именно режиссер Такаши Миике приехал на выставку-продажу пыток и расчленения, чтобы вдохновиться на очередную дюжину шедевров, которые он планирует снять в ближайшие полгода. Несомненно и влияние на Рота картин, в которых эксплуатировалась (зачастую за гранью этических норм) идея о реальных убийствах на экране -- вроде печально знаменитого «Снаффа» (1976) Марка и Роберты Финдлей, который был вдохновлен преступлениями семейства Мэнсона и рекламировался с помощью слоганов «Фильм, который мог быть снят только в Южной Америке, где жизнь так дешева» и «Самая кровавая вещь, что когда-либо происходила перед камерой». Про Тоба Хупера с его «Техасской резней», Лючио Фульчи и прочих некрореалистов прошлых лет можно и вовсе не упоминать.

Но, по счастью, как и в прошлый раз, фильм Рота не превратился просто в нагромождение цитат и отсылок, пусть и безупречно отобранных. В «Лихорадке» активное использование элементов «телесного ужаса» в духе ранних 80-х, какими их видели Дэвид Кроненберг и Брайан Юзна, не помешало фильму стать по-настоящему серьезным и впечатляющим высказыванием об изнанке человеческой природы, а безупречные в своей отвратительности спецэффекты не заслонили вполне выразительные характеры. «Хостел» будет, пожалуй, попроще, но и от него невозможно отвернуться как от поточной расчлененки. Как ни странно, но Рот, подобно своему товарищу Тарантино, не только киноман и поклонник экстремальных образов, не только настоящий режиссер, мастерски укрощающий кинопространство, но и едва ли не дидактик. И «Хостел» (как и «Лихорадка») кажется не просто фильмом ужасов, но и поучительным высказыванием о том, что есть вещи, которые лучше никогда, ни с кем и нигде не делать. Потому что это попросту недостойно гордого звания человека. А если распрягся и, наплевав на приличия, взялся за гуж -- так полезай в кузов. Даже если это кузов заскорузлой от крови труповозки. И едет она совсем в другую сторону.