Михаил Рыклин -- сотрудник лаборатории постклассических исследований в философии Института философии РАН, редактор и комментатор русского издания «Московского дневника» Вальтера Беньямина, переводчик Жака Деррида, составитель сборника посвященных скандальному маркизу де Саду работ крупнейших современных французских мыслителей, ученик Мераба Мамардашвили и прилежный интервьюер крупнейших философов современности (его беседы с ними составили книгу 2002 года «Деконструкция и деструкция»), то есть активнейший популяризатор когнитивных процедур XX столетия. Но при этом еще и талантливый энтузиастичный эссеист, в поле зрения которого в разное время оказывались проекты актуальных художников и тексты Владимира Сорокина, сталинское метро и гитлеровская архитектура, да и вообще все, что попадется под руку. Вот уже несколько лет он ведет в берлинском журнале Lettre Internationale рубрику «Письма из Москвы», остроумные заметки о нашей с вами повседневной жизни.

Однако даже на фоне имманентной рыклинской страстной публицистичности его новое произведение «Свастика, крест, звезда. Произведение искусства в эпоху управляемой демократии»» (М.: «Логос», 2006) выглядит неожиданным и странным. Это растянутое на две сотни страниц журналистское расследование конкретного судебного процесса над организаторами выставки «Осторожно, религия!» в Музее и общественном центре имени Андрея Сахарова.

Напомним, что экспозиция была разгромлена в январе 2003 года шестью прихожанами храма Святителя Николая в Пыжах, мотивировавшими свои действия тем, что она оскорбляет их религиозные чувства. В итоге же на суде вандалы были оправданы, а вот двух сотрудников Сахаровского центра признали виновными и приговорили к штрафам по 100 тыс. руб. каждый

«Писать эту книгу не входило в мои планы», -- начинает свой текст Михаил РЫКЛИН. Однако он его написал и издал не только в Москве, но и в Берлине. Отчего, автор объяснил Александру ПАНОВУ.

-- Скажите честно, а вам не было скучно писать эту книгу? Подробная хроника уголовного дела, репортажи с заседаний, цитаты из обвинительного заключения занимают добрую половину текста...

-- Скучно не было. Книга писалась по свежим следам событий, и их фиксация была своего рода автотерапией, попыткой высказаться по поводу увиденного, похожего на страшный сон. Если бы была временная дистанция, в самом деле стало бы скучно. А тут: пришел, увидел, записал, проанализировал сущий бред. При этом без фактографии (цитат, описания живых впечатлений от самого процесса, от той публики, что заполняла залы заседания, их реплик etc) не было возможности обойтись, ибо иначе автора сочли бы не то идиотом, не то писателем вроде Кафки. Но уголовное дело №4616 является реальностью! И то, что эта фактография выглядит безумством, не моя вина. Кстати, почему должно быть скучно описывать безумство? Я прежде никогда не имел с ним дела. Даже решительный атеист маркиз де Сад, с текстами которого я неоднократно работал, кажется куда более последовательным, чем российские судьи и потворствующие им так называемые «верующие», обвинившие в атеизме и сатанизме участников выставки, многие из которых являются православными.

-- Вы сказали «автотерапия». Так, значит, все-таки создание этого текста было вынужденной акцией, продиктованной обстоятельствами?

-- Предъявление обвинения моей жене (художник и поэт Анна Альчук-Михальчук, жена Михаила Рыклина, была одной из обвиняемых в связи с организацией выставки в Сахаровском центре, впоследствии оправданной за отсутствие состава преступления. -- Ред.) -- обстоятельство. Обвинение художнику -- это повод для отстраненного осмысления. Я был вынужден жить в ситуации подписки о невыезде жены и одновременно получил возможность думать об этой ситуации. Да, в некотором смысле это навязанная извне книга, но я не жалею, что я ее написал. Поскольку «обстоятельства» могут повториться.

-- В каком смысле? Что, нас ждет новое Средневековье, костры инквизиции, показательные наказания еретиков?

-- Новейшее Средневековье -- термин, который появляется у меня в тексте. Факты налицо. В 2005 году в Архангельске попытались запретить фестиваль современного искусства. Тогда же на стенде Галереи М. Гельмана на столичной ярмарке «Арт-Москва» кто-то уничтожил работу соц-артиста Александра Косолапова с изображением Христа. Директор Третьяковской галереи лично снял другую работу Косолапова с выставки «Русский поп-арт». А вот совсем недавно в берлинской Deutshe Oper попытались отменить постановку оперы Моцарта «Идоменей» за то, что восставший против богов главный герой по воле режиссера в финале выносит отрубленные головы Будды, Иисуса и Мухаммеда. Сама директриса театра запретила премьеру.

-- Но немецкие политики сочли это решение трусостью, Ангела Меркель назвала его «нестерпимой самоцензурой», участники первой исламской конференции выступили за возобновление постановки...

-- Директриса по имени Хармс все-таки спектакль сначала запретила, и это была не абсурдистская (знатоки русской литературы поймут, что я имею в виду), а совершенно рациональная логика: кто-то позвонил, кто-то предупредил, секьюрити сказали, что ни за что не отвечают. В Европе просто так ничего не делается. То есть сначала что-то запрещают, а потом извиняются, что запретили, -- если общественность осудила запрет. Симптом-то налицо. Да, можно поддержать толерантность участников исламской конференции. Но совершенно научное, схоластическое выступление Папы Римского вызвало атаку мусульманского мира, хотя он цитировал что-то совершенно архаическое, своего давнишнего предшественника.

-- То есть суд по делу выставки «Осторожно, религия!» не есть проявление исключительно российской дикости?

-- В том-то и дело, что нет. Россия в экстремальном, диком выражении выявила общий «бренд», его радикализируя, как когда-то в 1917-м она продемонстрировала экстремальный марксизм. Мне кажется, что погромщиков выставки и их симпатизантов тоже можно назвать клерикальными большевиками. В цивилизованном же мире не доходит до прямых погромов и уголовных преследований. Я ведь специально закончил свою книгу рассказом про скандал с датскими «антиисламскими» карикатурами -- ни один мусульманский фундаменталист не говорил, что их авторы нарушили закон. Смерти требовать могли, как еще в 1989 году аятолла Хомейни призвал убить писателя Салмана Рушди, но то были требования наказания по законам веры, а не государства. Маргарет Тэтчер лично пыталась защитить автора «Сатанинских стихов», да и датский скандал рассосался. Наших же музейщиков и кураторов судили по юридическим законам -- и признали виновными. С фундаментализмом и национализмом здесь солидаризируется государство и берет его под свою защиту.

-- То есть нынешнюю российскую эскалацию бесправия вы связываете именно с политической ситуацией в России, переживающей период «эксцесса» -- этим термином вы называете чеченскую войну? Страна в состоянии нелегитимной и вытесненной (во фрейдовском смысле) войны вытесняет все законы. И всякий уголовный процесс здесь -- эксцесс. Так?

-- Разгром выставки, суд и вынесение приговора случились между Бесланом и «Норд-Остом». Это был суд не над художниками, а над Сахаровским центром, над правозащитниками, над свободомыслием. И он явился продолжением процессов над Ходорковским или неожиданно найденными шпионами. Везде игнорировались доводы защиты, всякие экспертные заключения, везде идеология превалировала над юридической практикой. Все эти процессы -- демонстрация мощи власти, ее убогой, но всесильной риторики. Об этом, в сущности, моя книга, о путинской эпохе, как переводе публичной политики в проведение «спецопераций» в разных смыслах этого слова. Граждане общества, ведущего войну, оказываются ее заложниками, живут по ее законам эксцесса. Может быть, не желая того.

-- И что, философу не жалко тратить время на описание этого архаического, примитивного, дологического сознания и варварских социальных законов?

-- Вы считаете, чем философ должен заниматься? Платона и Аристотеля комментировать? Фуко писал для газет. Делез защищал палестинцев. Свою книгу «Деконструкция и деструкция» -- беседы с самыми знаменитыми философами современности -- я закончил послесловием, где проанализировал их отклики на событие 11 сентября. Деррида, Бодрийяр, Жижек, Рорти, Вирилио и др. откомментировали трагедию башен-близнецов. Я написал про Сахаровский центр. Если бы не написал -- мне было бы сложнее писать свои другие, философские тексты.