Как только самолеты террористов врезались в манхэттенские небоскребы, локальная война, уже два года шедшая на другой стороне земного шара, поменяла статус. События в Чечне превратились из внутренней российской проблемы в часть глобального противостояния террористической угрозе. Российские власти, до 11 сентября 2001 года подвергавшиеся постоянной критике за свои действия в Чечне, сопряженные с массовым нарушением прав человека, получили убедительный аргумент против своих оппонентов: вот то, с чем мы боремся, вы сами видите, насколько это опасно, и понимаете, что жесткость оправданна.

Вторая чеченская война с самого начала называлась контртеррористической операцией. В глазах большой части российской общественности она выглядела ответом властей на вылазку боевиков в Дагестане и взрывы жилых домов в Москве в августе и сентябре 1999 года. Но далекий Дагестан и даже московские теракты довольно быстро оказались оттеснены на окраину мирового информационного пространства. Атака на башни-близнецы вызвала гораздо более мощную политическую и общественную реакцию, которой попытались воспользоваться в Кремле.

Доказательства того, что противник федералов в Чечне -- звено «глобального террористического интернационала» и суть те же, кто пилотировал лайнеры 11 сентября или противостоял американским солдатам в последовавшей войне в Афганистане, последовали на удивление своевременно. Рейд чеченских боевиков на Гудермес, случившийся через несколько дней после трагедии в Америке, в официальных комментариях выглядел не иначе как часть атаки, спланированной «Аль-Каидой» по всему миру и начатой с тарана башен в Нью-Йорке. Для большей убедительности российские спецслужбы предъявили учебники по пилотированию пассажирских самолетов, найденные в одном из чеченских схронов вкупе с религиозной литературой фундаменталистского толка. Хотя у террористов, согласно политкорректной традиции, нет ни этнической, ни религиозной принадлежности, контуры их идентичности обозначились как-то сами собой: главным противником глобального мира и стабильности оказались арабы, исповедующие экстремистские формы ислама.

Это поняли и в Чечне, в том числе и в ее воюющей части, которую мирные жители с самого начала второй войны разделили на «ваххабистов», в отрядах которых встречались арабские командиры, и «честных боевиков», то есть тех, кто сражался не за веру, а за идею независимости. Президент Ичкерии Аслан Масхадов, которого чеченское общественное мнение до сих пор относит к последним, резко осудил теракты в Америке и даже предложил американцам содействие в борьбе с терроризмом.

24 сентября Владимир Путин выступил с официальным заявлением о международном сотрудничестве спецслужб и поддержке операции американцев в Афганистане. Он отметил, что Чечня не может теперь рассматриваться вне глобального антитеррористического контекста, и призвал боевиков в течение 72 часов выйти на контакт с официальными представителями властей на предмет обсуждения условий сдачи и перехода к мирной жизни. Подразумевалось, что те, кто к мирной жизни перейти откажется, будут окончательно причислены к пособникам Бен Ладена и испытают на себе всю мощь справедливого международного возмездия.

Умеренное крыло чеченского сопротивления ошибочно расценило это как шанс на возобновление политических переговоров. Попытка такого контакта действительно состоялась 18 ноября 2001 года -- тогдашний полпред президента России в Южном федеральном округе Виктор Казанцев встретился с полпредом президента Ичкерии в Европе Ахмедом Закаевым на нейтральной территории международного аэропорта Шереметьево. Ордер на арест Закаева, к слову, был выдан российской прокуратурой 20 сентября того же года. Переговоры, очень напугавшие вновь созданную пророссийскую администрацию Чечни во главе с Ахматом Кадыровым, закончились безрезультатно. Трудно было ожидать иного: одна сторона хотела возобновления переговоров о статусе мятежной республики (в Хасавюртовском соглашении 1996 года именно 2001 год был обозначен как дата окончательного определения этого статуса), а другая соглашалась обсуждать лишь технику сдачи членов незаконных вооруженных формирований.

Это была последняя попытка переговоров с «честными боевиками». Несмотря на то, что Масхадов никогда не фигурировал в нарисованной американскими спецслужбами схеме чеченского сектора «Аль-Каиды» вплоть до его ликвидации в 2005 году, война в Чечне рассматривалась теперь строго как война против террористов, воодушевляемых религиозной идеей.

Постепенно действительность приходила в соответствие со схемой: новая гражданская администрация Чечни набирала силу, в том числе и вооруженную. За минувшие пять лет под личные гарантии главы администрации, а позднее -- президента Чечни Ахмата Кадырова и его сына, действующего премьера республики Рамзана Кадырова, сдались не менее 7 тыс. боевиков, перешедших большей частью на работу в правоохранительные органы. Очевидно, что среди новой чеченской элиты очень значительную роль играют бывшие сепаратисты, которые сочли шариатский режим большим злом для республики, чем признание верховенства Москвы. А среди тех, кто продолжает воевать, действительно остались в основном приверженцы исламского фундаментализма.

Проблема в том, что глобальные связи джихада на Северном Кавказе, которые преувеличивались российской официальной пропагандой в первые годы второй чеченской кампании, чтобы оправдать не всегда адекватные действия военных и спецслужб и улучшить внешнеполитический имидж власти, за это время выросли и окрепли. Диверсионная война расползлась из Чечни на территорию пяти сопредельных республик и время от времени затрагивает даже Ставрополье. Во всех этих регионах есть общины мусульман, если и не исповедующих экстремистские религиозные толки, то, во всяком случае, не признающие официального духовенства. Зато часть этих верующих признает возможность и даже необходимость вооруженной борьбы с властями. Причем часть эта растет за счет «мирных» верующих, испытывающих преследования со стороны милиции, которая по мере своего разумения пытается организовать профилактику терроризма.

Конечно, неоправданно считать каждого независимого молодого имама в Дагестане или Кабардино-Балкарии членом глобальной структуры «Аль-Каиды». Но есть все основания полагать, что северокавказские джамааты привлекают самое пристальное внимание лидеров этой структуры. Нынешняя относительная стабильность на Кавказе отчасти связана с общей благоприятной экономической конъюнктурой в России, отчасти -- с несколькими более или менее успешными кадровыми перестановками в республиках, отчасти -- с серьезным ущербом, нанесенным единому командованию боевиков ликвидацией их чеченских лидеров. Но на место старых лидеров в первый же неблагоприятный момент могут прийти именно те, о ком пока в основном лишь говорят официальные пропагандисты -- эмиссары глобального джихада со своими местными единомышленниками. Противостоять им только силой оружия -- будь то на Северном Кавказе или в любом другом регионе мира -- бесполезно. Выход, видимо, состоит в том, чтобы предложить людям более привлекательную идею. Но поиски ее пока нельзя назвать успешными. Если, конечно, не считать отмену региональных президентских выборов, предпринятую в рамках усиления мер безопасности после террористического акта в Беслане в сентябре 2004 года.