В воскресенье в своем родном городе Одессе от сердечного приступа скоропостижно скончался главный художник Ленкома Олег Шейнцис.

Его называли режиссером-сценографом. Практически сразу после окончания Школы-студии МХАТ, совсем молодым -- едва тридцать -- человеком, он получил от Марка Захарова предложение стать главным художником Ленкома, театра, который тогда рождался заново. Согласившись, Шейнцис стал реальным соавтором этого уникального проекта. Вместе с Марком Захаровым они сочиняли образ спектакля. Начали с «Жестоких игр» Алексея Арбузова, и гигантское колесо обозрения погрузило сентиментальную историю в инфернальную и жесткую атмосферу. Знаменитый «Юнона» и «Авось» также родился не только из музыки, движения и актерской игры, но был встроен в необычную, подвижную конструкцию, где чувствовался объем исторического и географического пространства. Имея опыт работы архитектором, Шейнцис всегда воспринимал сцену не столько как художник, сколько как конструктор. При этом он рассказывал, что никогда не мог установить точные размеры сцены -- каждый раз длина и ширина оказывались разными, поскольку театр слишком насыщен нервной энергией, чтобы оставаться неизменным.

Сценография Шейнциса была не просто изобретательна и метафорична, его отношения со сценой, особенно в Ленкоме (хотя он работал и для других театров, как в России, так и в мире), были фантастически дерзкими. Он то вторгался в коробку сцены с грохочущими и лязгающими механизмами («Жесткие игры», «Оптимистическая трагедия»), то «одушевлял» ее живой белой лошадью («Поминальная молитва»), то сочинял коллаж из всех старых спектаклей театра («Мистификация»), то прятал под кровать старую обувь и заляпывал этикетки лекарственных пузырьков жирными пятнами («Три девушки в голубом»). Он любил мелочи и знал цену масштабным конструкциям.

Именно он сочинил для национальной театральной премии «Золотая маска» приз -- изящную, «венецианскую», игривую и женственную, как сам театр, маску. И первую партию сделал собственноручно, пытаясь передать «очарование глаз с дьяволенком в уголочке». Шейнцис дважды получал свою маску сам -- за ленкомовскую «Чайку» и за спектакль Большого театра «Любовь к трем апельсинам». Был лауреатом Госпремии, народным художником.

Последнее время Олег Шейнцис очень много сил отдавал преподаванию, будучи заведующим кафедрой сценографии в Школе-студии при МХТ им. А.П. Чехова. Учил студентов быть не дизайнерами, не оформителями, а полноправными участниками театрального процесса, определяющими его направление.

Когда умер его друг Григорий Горин, Шейнцис в одном из интервью рассказал, что, продолжая тогда работу над «Шутом Балакиревым», Захаров часто шептал, что Горин неправильно сделал, что умер. И как бы общались с ним как с живым человеком. Такая была претензия: "Что ж ты не доделал работу до конца и сбежал на тот свет!"

Самому Шейнцису было только 58 лет, и его работа тоже осталась недоделанной.