Большая часть книги Александра Кабакова читателю уже известна. В лучшем случае -- по публикациям «Знамени» (2004, №9; 2005, №1), в худшем -- по довольно многочисленным откликам в СМИ. Новые версии историй о Красной Шапочке, Дон Жуане, Агасфере и других вечных персонажах явно понравились редко в чем-либо сходящимся критикам, включая тех, кто раньше не слишком жаловал писателя. Сейчас свод печальных и забавных кабаковских побасенок пополнился тремя текстами («Из жизни мертвых», «VIP», «Огонь небесный»), обрел тщанием издательства «Вагриус» книжную ипостась и сменил название -- «Рассказы на ночь» стали «Московскими сказками».

Когда прежде существовавшие по отдельности опусы складываются в книгу, принято говорить о принципиально ином качестве нововыстроенного текста. Просится на язык эта ритуальная сентенция и в случае Кабакова, несмотря на столь же естественно возникающие оговорки. Да, Кабаков еще раз напомнил о переплетении историй разномастных персонажей, зачастую не подозревающих о своем кровном родстве или включенности в единый сюжет. Да, важно, что в финале последнего рассказа его герой, новоявленный Прометей, восстановивший подачу электричества в предназначенный сносу «деревнеобразный» микрорайон, оборачивается сочинителем какой-то неведомой книги, то есть двойником автора «Московских сказок». Но скрещения судеб прочитывались уже в первой журнальной публикации, а мотив превращения «жизни» в «текст» (и соответственно персонажа -- в автора) в принципе не противоречит дальнейшей разработке удачно найденной золотой повествовательной жилы.

Не трудно предположить появление в новых «старых историй», где наряду с уже знакомыми нам Царевной-лягушкой, строителем Вавилонской башни и экипажем «летучего голландца» (зловещего автомобиля мертвяков, снабженного номерными знаками нидерландского королевства) будут действовать, скажем, осанистый политтехнолог Кот в сапогах, корреспондентка левой перуанской газеты Кармен, побирушка из Таджикистана Мальчик-с-пальчик (оказывающийся по ходу дела Оливером Твистом), законно возглавивший дворянское собрание нового Вавилона работник загса Киса (Ипполит Матвеевич) Воробьянинов и кое-кто еще... Мировая литература велика и обильна, не говоря уж о мировой мифологии, а в нашем мегаполисе (где даже вечный скиталец Агасфер смог временно притормозить) всем местечко найдется.

Но именно потому, что вообразить дальнейшее приращение кабаковской саги довольно просто, делать этого не следует. Ни читателям, ни тем паче автору, написавшему свою лучшую книгу. Лучшую -- на сегодня, что предполагает завтра не эксплуатацию надежной модели (пусть даже с надлежащими усовершенствованиями), но изобретение чего-то нового. Что и случилось в «Московских сказках».

Скрещивая фэнтези с физиологическим очерком, Кабаков не только веселит читателя виражами отличных выдумок и прихотливыми переливами как бы бесстрастного слога, в котором слышится то изумление наивного простака-чужака, то снисходительно раздраженная ворчливость ко всему приобвыкшего аборигена столицы, то упоение на ходу измышляемыми «чудесами» «председателя бесед» наших «мужских клубов» (пивнушек и утыканных ларьками пятачков на выходе из метро), то испуг каждодневного читателя городской хроники (зрителя теленовостей)... Только такая интонационная вибрация может передать сегодняшний хаос нашего мегаполиса. Только неизменно (хоть и приглушенно) звучащая в книге мелодия гнева, сострадания и любви к городу и обретающимся в нем живым людям может напомнить о том, что хаос не всевластен. И начался отнюдь не сегодня.

Для Кабакова наша недавняя (семидесятичетырехлетняя, «советская») история не менее значима, чем современность (сюжеты разыгрываются сейчас) и вечность (сюжеты взяты из надежного фольклорно-литературного арсенала). Частые экскурсы в советское прошлое объясняют, откуда взялись те дельцы и бандиты, казнокрады и убийцы, лжецы и прелюбодеи мысли, что лишь прикидываются живыми, а на деле -- давным-давно мертвы. В первом из «рассказов на ночь» по темной столице носится, сея смерть, «летучий голландец». В одном из последних «как бы воскресшие» (вставшие из могил либо обнаружившие наконец-то свою суть) мертвецы движутся на очередную битву -- на битву с нами. Ведет их в «последний и решительный» бой, как и следовало ожидать, разбуженный поцелуем верного последыша, «всегда живой», крепко сидящий «в твоей весне, в каждом счастливом дне... в тебе и во мне» доселе незахороненный вурдалак.

-- Товаг-гищи, -- сразу закричал оратор, привычно позируя для памятника в позе ловца такси, -- безобг-газие, о котог-гом твег-гдили большевики, свег-гшилось! Я умег-г, но тело мое живет и даже кое-где болит -- отлежал, товаг-гищи! Тепег-гь надо бысг-генько взять мосты, вокзалы, почту и телег-гаф, а дальше само пойдет! Долой живых, товаг-гищи, вся власть мег-гтвому пг-голетаг-гиату...

Это был только сон одного из заслуженных упырей (впрочем, заставивший его переместиться из отряда мнимо живых в отряд чающих реванша покойников). Быть может, снами были и все прочие кабаковские истории -- о подлости Красной Шапочки, натравившей на Бабушку Волчару, дабы вовремя кликнуть Дровосеков, а потом (обретя статус спасительницы) самой разобраться с зажившейся старушенцией, о прицельной стрельбе по ковру-самолету с беглецами из страны советов, об антропоидах, теряющих уже не тень или нос, но все внешнее обличье... Сны случайно не снятся -- это и без Фрейда известно. Мы будем смотреть такие сны, слушать на ночь такие сказки, кочевряжиться в таком Вавилоне, пока не заставим себя проснуться. Проснуться в своей и живой стране, в своей и живой Москве -- городе не лужковско-церетелиевских истуканов (который ненавидит вся Россия, на который вся Россия равняется и куда вся Россия рвется), но святого Георгия-змиеборца и нареченного в его честь доктора Живаго. Проснуться -- это значит одолеть собственную мертвость, собственную подчиненность мраку и бесовщине, собственную уверенность в том, что ничего, кроме ночи и призраков, нас не ждет.

Затерявшийся в мегаполисе незадачливый Прометей, наверное, опять нашел комнату у какой-нибудь старушки, и все пишут свою книгу. Жизнь ведь одна и кончается быстро, надо спешить и стараться.

Мы надеемся, что Господь пошлет ему сил и времени дописать -- иначе, действительно, не стоило лезть так высоко.

Это последние слова книги, которой Александр Кабаков мудро дал новое точное имя: да, не «Рассказы на ночь», а «Московские сказки». Будем надеяться вместе. Будем спешить и стараться.