Во времена первоначального накопления нового российского капитала, который еще не выветрился из памяти, но уже стал предметом изучения для школьников старших классов, в Нижнем Новгороде случилось несколько неприятных и кровавых недоразумений. Двум молодым беспредельщикам (Дмитрий Дюжев и Алексей Панин) нужно срочно вернуть местному авторитету Михалычу (Никита Михалков) чемодан героина. Но сделать это непросто: в кутерьму разборов и членовредительств втягиваются все новые и новые персонажи, назвать которых приличными людьми, да и людьми в принципе, не поворачивается язык (при том, что изображают их -- на старт, внимание, марш! -- Сергей Маковецкий, Алексей Серебряков, Виктор Сухоруков, Рената Литвинова, Гарик Сукачев, Кирилл Пирогов и на самом деле «многие другие» не ниже рангом). Трещат под ножами сухожилия, раскалываются коленные чашечки, рты стягивает липкий скотч...

Кажется, еще ни одно печатное высказывание о новом фильме Алексея Балабанова не обошлось без терминов «комикс» (о комиксовой природе «Жмурок» вспоминают в печати не только кинокритики, но и Никита Михалков с Ренатой Литвиновой) и, разумеется, «Тарантино».Что одно, что другое, эти заветные слова, вне всякого сомнения, приятны уху в любом случае, но, пожалуй, все-таки «Жмурки» существуют в несколько ином измерении. В особенности это касается имени лобастого киномана -- с ним уже успели сравнить, кажется, всех и вся, но ни разу это не было хоть как-то обоснованно. Балабанов в данном случае не исключение. Парадокс, но чем больше находишь у Балабанова явных отсылок к «Криминальному чтиву» (вроде глубокомысленных рассуждений об особенностях национального фастфуда), тем меньше остается поводов сравнивать «Жмурки» с их заокеанским вроде бы собратом. Ибо не про то все это, да и не так. Но вот уже двенадцать лет со времен тарантиновского триумфа в Канне в голове автоматически складывается заведомый образ: раз криминальная комедия, да с насилием, да многофигурная -- значит непременно ответ «Криминальному чтиву».

Если не выбросить всю тарантиновщину из головы с первой же сцены «Жмурок», то по окончании последней впору остаться в недоумении и даже в ярости. Ибо тут нет ни киноманства, ни парадоксальности, ни, наконец, неотъемлемого от автора «Криминального чтива» морализаторства. Происходящее на экране далеко не всегда смешно, и чрезмерное насилие (притчей во языцех стали 50 литров искусственной крови, пролитой на съемочной площадке «Жмурок») вызывает не только прогнозируемый хохот, но и скрежет зубовный.

Все упирается в пресловутый человеческий фактор. Одно дело, когда черную и даже чернушную комедию делает человек сентиментальный и мечтательный, вроде того же Тарантино (честное слово, с этого момента эта фамилия больше упомянута не будет) или хотя бы минимально дружелюбный к людям, как, скажем, Питер Джексон в своих первых фильмах, где герои запихивали себе в раскроенные черепушки некстати вываливающиеся мозги и шинковали собственных матушек с помощью газонокосилки. И совсем другое -- когда смехом такого рода разражается творец, которого при всем желании нельзя упрекнуть в чрезмерном гуманизме. Это ни в коем случае не укоризна -- всяк волен иметь свои счеты с родом человеческим и выставлять ему в своих фильмах какие угодно оценки. И в данном случае Балабанов верен себе. Зная о том, что абсолютно всем актерам был сделан характерный грим, включавший в себя капы на челюсти и низкие накладные лбы, так и хочется вспомнить термин «компрачикос», памятный по «Человеку, который смеется» -- так называли торговцев детьми, поставлявших товар в кунсткамеры и балаганы. Правда, вместо несчастных малюток здесь действуют всенародные артисты, причем действуют добровольно и с видимым удовольствием, но не в этом дело. Главное -- именно в этом контексте можно, кажется, найти самое подходящее слово. Балаган. В прямом смысле превращающий киноэкран в «сарай, в котором во время народных гуляний даются разные зрелища» (Брокгауз) -- в основном, конечно, зрелища шутовские и грубые, с непременным участием бородатой женщины, язвенника-шпагоглотателя и охального Петрушки, лупящего палкой попов и генералов. Именно в этом жанре и сняты «Жмурки» -- кукольный театр жестокости, необыкновенный концерт, разыгранный с помощью некрасивых и злобных марионеток, наподобие бракованных футболистов, которых в советских мультфильмах обыгрывали в футбол розовощекие пупсы первого сорта. Это уже даже не про «уродов и людей», а просто «про уродов». Поэтому явно лишним кажется постскриптум, в котором -- теперь уже не на улицах Нижнего прошлого десятилетия, а в 2005 году, в кабинетах с видом на Кремль и с переквалифицировавшимся в охранники Михалычем-Михалковым на входе -- действуют немногие пережившие 90-е герои. То, что в подобных кабинетах полно ярмарочных монстров, понятно и так, а вполне успешно выстроенную условность этот финал все-таки разрушает. По-хорошему, в этой условности можно было пойти дальше и преспокойно обойтись без сюжета вообще. «Жмурки» -- дансмакабр, в котором не имеет смысла следить за конкретными перипетиями и досконально разбираться, кто, что и у кого украл, кто кого заказал и все такое прочее. Вместо этого волей-неволей приходится срываться на утробный гогот, ибо в избранном жанре передвижного паноптикума Балабанов достиг высот по-настоящему пугающих. Достаточно просто отпечатать на сетчатке на выражение лица героя Сергея Маковецкого, чтобы не приходить в сознание уже никогда. Ощущение от просмотра «Жмурок» можно сравнить с употреблением «паленого» алкоголя, каковой был представлен в ларьках 90-х, что «держали» и «крышевали» личности, неотличимые от балабановских персонажей: мутное, нередко опасное для окружающих веселье, потом забытье, наутро -- жесточайший похмельный синдром. Ощущение не самое приятное, но, чего греха таить, не понаслышке знакомое очень и очень многим.