Девятнадцать фильмов большого конкурса уже показаны, фавориты критики и публики определены, все остальное будет зависеть от случая и вкусов жюри, возглавляемого Эмиром Кустурицей, который сам два раза становился обладателем «Золотой пальмовой ветви» -- за «Папу в командировке» и «Подполье». В борьбу еще могут вмешаться «Три времени» каннского любимчика тайваньца Ху Сяо Сьена и дебютная картина американского актера Томми Ли Джонса «Троекратные похороны Мелькиадеса Эстрады», премьера которых намечена на сегодня, но если не произойдет чуда, в списке призеров они вряд ли появятся.

Чудо -- вот, пожалуй, единственное, чего не хватало сильной и очень ровной, без очевидных провалов, конкурсной программе этого года. 58-й фестиваль уже окрестили фестивалем авторов: так получилось, что самые известные представители авторского кино закончили свои картины как раз к Канну. Оказалось, что классики -- Михаэль Ханеке, Джим Джармуш, братья Дарденны, Вим Вендерс, Гас Ван Сэнт, Ларс фон Триер, Дэвид Кроненберг, за исключением разве что разочаровавшего Атома Эгояна, -- остаются в приличной форме, но рисковать не хотят, предпочитая проверенные рецепты. Некоторые элементы новизны можно было усмотреть только в драме «Битва на небесах» молодого мексиканца Карлоса Рейгадаса («Япония»), одного из заметных представителей «новой искренности» в латиноамериканском кинематографе, но этого явно недостаточно для фестиваля, стремящегося не отражать, а формировать мировой кинопроцесс.

Фаворитом критиков остается фильм Михаэля Ханеке «Скрытое». Режиссер с глазами ветхозаветного пророка, сменивший свое австрийское отечество (после прихода правых к власти) на Францию, представил в Канне картину, которую исполнительница главной роли Жюльет Бинош назвала «холодным душем для нашей материалистической цивилизации». Благополучный современный медиаяппи (Даниэль Отой) получает по почте кассеты, на которых с непонятной целью записана отснятая скрытой камерой жизнь его семьи. Далее следуют: болезненная тайна, спрятанная в далеком прошлом, расплата за предательство, расизм. Цивилизация в лице гламурной каннской публики душ восприняла радостно, взбодрилась и готова хвалить Ханеке за радикализм.

Основную конкуренцию ему скорее всего составят два фильма, выделяющиеся даже на фоне сравнительно ровной программы. Это «Ребенок» бельгийцев Жан-Пьера и Люка Дарденнов и «Сломанные цветы» Джима Джармуша.

Братья Дарденны («Розетта», «Сын») продолжают снимать городские истории из жизни низших классов, которые в их минималистской, почти брессоновской по своему аскетизму режиссуре (ручная камера, черно-белые титры, отсутствие музыки, съемки на длинном фокусе с неидентифицируемым городским пейзажем, внезапные концовки -- словно в проекторе оборвалась пленка) приобретают убедительное метафизическое звучание. На этот раз в героях молодая семья: мелкий мошенник Брюно и безработная Соня. Он легко добывает деньги, посылая школьников грабить машины и вырывать сумочки у идущих на рынок старушек, и так же легко их тратит на идиотские кожаные куртки с красными лампасами и аренду кабриолета -- чтобы вывести на прогулку Соню с новорожденным Джимми. Нет такой вещи, которую он не попытался бы сбагрить скупщикам краденого за пару евро. Поэтому когда в семье появляется Джимми, через пару дней папаша продает ребенка за пять штук на нелегальное усыновление. «А чего? -- оправдывается он перед Соней. -- Я думал, мы еще одного заведем». Он не плохой, он просто бессмысленный. Но после обморока Сони, ее ухода и неудавшегося ограбления мысли о неправильности происходящего в его голове все-таки появляются, и дело заканчивается очистительными рыданиями на тюремном свидании.

Достоинства Дарденнов никуда не делись. Самое удивительное -- это их умение рассказывать современные истории так, как будто они дописывают новые главы Библии. Весомость образов -- редкое свойство в современном искусстве с его тотальной инфляцией. А у Дарденнов даже простенький, пошловатый рисунок обоев в пустой квартире, где Брюно оставляет колыбельку с ребенком в обмен на пачку купюр, обретает скрытое, пугающее значение. Но если сравнить «Ребенка» с дарденновским «Сыном» (2002), становится очевидно, что их новой, безусловно талантливой работе чего-то ощутимо не хватает. Сюжет не настолько прост и классичен, как в «Сыне», герой бестолков и неприятен, да и в финальное раскаяние, если честно, не очень-то верится.

С Джимом Джармушем у большинства зрителей Каннского фестиваля наверняка будут связаны самые приятные воспоминания. Его новая картина «Сломанные цветы» -- это, представьте себе, комедия, причем куда более близкая к мейнстриму, чем предыдущие идиосинкразические работы режиссера («Мистический поезд», «Пес-призрак»). Мастерская режиссура Джармуша, построенная на едва заметных, безошибочно точных нюансах, заставляет вспомнить о его раннем шедевре «Более странно, чем рай», получившем в Канне «Золотую камеру» двадцать два года назад. А Билл Мюррей, разыгравшийся после «Трудностей перевода» Софии Копполы, держит такие выразительные актерские паузы и так умеет приподнимать бровь и возводить очи горе, что смех в зале не стихает до самого конца. Вставные актерские этюды на темы «Билл Мюррей ест вареную морковь» и «Билл Мюррей разговаривает с котом» так и вовсе проходят под раскаты животного хохота. Сюжет -- убежденный холостяк навещает бывших возлюбленных в поисках сына, о существовании которого он до поры до времени не подозревал, -- предлагает и несколько выигрышных женских ролей, с которыми с блеском справляются Жюли Дельпи, Шэрон Стоун, Джессика Ланж и Тильда Суинтон. Особенно хороша Фрэнсис Конрой в роли обуржуазившейся хиппушки на грани нервного срыва.

И все же ближе к финалу в «Сломанных цветах» начинает ощущаться какая-то печальная режиссерская усталость, совсем в комедии неуместная, а в игре Мюррея начинает проскальзывать неприятный автоматизм. Сколько раз за фильм, в конце концов, можно иронически приподнимать бровь? Джармуш, как и Дарденны, снял очень хорошую работу, тем не менее уступающую его лучшим фильмам.

О наградах 58-го Каннского кинофестиваля читайте в понедельник.