Самое существенное в пьесе «Художник, спускающийся по лестнице» -- ход времени. Действие начинается в 1972 году, перескакивает в 1922-й и 1914-й, возвращается обратно. Иногда время замедляется, и счет идет уже не на годы, а на дни и часы, но сэр Том Стоппард (драматург удостоен рыцарского звания в 2000 году) во всех случаях предлагает сначала узнать развязку, а уж потом объясняет, почему все случилось именно так, как случилось. От итога -- к причинам: логика классического детектива. Стоппард пользуется этой логикой сознательно: в его пьесе труп незримо присутствует с самого начала.

Два престарелых и полунищих авангардиста (Битчем -- Станислав Любшин, Мартелло -- Борис Плотников) пытаются понять, как погиб их старый товарищ (Доннер -- Евгений Киндинов). В их распоряжении имеется магнитофон, случайно записавший шум шагов, возглас Доннера «Ага! Я же тебя вижу!» и два удара. Со вторым все ясно: тело перевалилось через перила лестницы и шмякнулось об пол. Кто нанес первый, вот в чем вопрос.

Также в распоряжении художников имеются: склонность к перебранкам и взаимным обвинениям (естественный результат пятидесятилетней дружбы); сварливый старческий задор; несколько склеротические воспоминания о чудесной слепой девушке, которую они каждый по-своему любили (Софи -- Екатерина Соломатина); и вообще о буйной авангардистской молодости. Ах, как весело жилось, как много само собою получалось! «Кабаре Вольтер», Дада, Тцара, выставки, походы, задорные манифесты: "Мастерство без воображения присуще ремесленнику; оно дарит нам многие полезные вещи -- такие, как плетеные корзинки для пикников. Воображение без мастерства присуще современному искусству". Эту сентенцию, кстати, сочинили не дадаисты, а лично Стоппард, который однажды весело сказал, что сам так думает (см. книгу Мела Гассоу «Беседы со Стоппардом», 1983). Соврал он или нет -- вопрос особый.

Я не буду рассказывать, как погиб Доннер и отчего покончила с собою Софи: с детективами так не поступают. Важно, однако, сказать, что в пьесах Стоппарда огромную роль играют случайные события, ложные толкования, ошибки при выборе и т.п. В его мире всегда есть место хаосу: веселому, как у дадаистов, или мрачному, как у Беккета; задача человека в этом мире -- создать или хотя бы выдумать какое-то подобие порядка. У Умберто Эко в «Имени розы» герой говорит, что в мироздании, возможно, нет никакой системы, но немного системы имеется в его собственной голове. Пожизненная задача Стоппарда -- интеллектуала, мастера, виртуоза -- показать, как эта система работает. Или же почему не работает. Это должны держать в уме все, кто ставит и играет его пьесы.

Режиссеру Лене Невежиной плохо удалось первое действие, совершенно лишившееся внутреннего напряжения. Странно одетые пожилые люди (вряд ли старики) что-то непонятное делают, о чем-то невнятном говорят, ссорятся: все это суетливо, мелко и скучно. У Стоппарда меж тем диалог Битчема и Мартелло содержателен и страстен как агон в греческой трагедии. Если накал этого словесного поединка не передается залу, если у зрителя не возникает потребности узнать, из-за чего же, черт побери, эти полоумные так неистово спорят, -- экспозиция, можно считать, провалена. Скачок в 1922 год, который сулит какие-то объяснения, лишается всякого интереса: молодым актерам Максиму Матвееву (Битчем), Денису Бобышеву (Доннер) и Сергею Медведеву (Мартелло) попросту незачем выходить на сцену.

Впрочем, Медведев нашел себе отличное занятие: он деликатно и остроумно присваивает характерные жесты и интонации Бориса Плотникова. Не копирует, не передразнивает, но как-то обживает изнутри. Можно не сомневаться: персонажи Плотникова и Медведева -- это действительно один и тот же человек. Стоппард не раз утверждал, что вещи, написанные для радио, бессмысленно переносить на сцену; игра актеров позволяет с ним поспорить. Вероятно, Матвееву и Бобышеву стоит получше приглядеться к своим «старшим товарищам», поискать переклички, от которых спектакль приобрел бы куда большую занимательность.

Во второй половине спектакля, когда дело доходит до объяснения причин, действие заметно оживляется. Все неожиданные ответы, запланированные Стоппардом, режиссер предъявляет зрителю с азартом и со вкусом: а вот так! а вот поэтому! а вовсе и не он! -- и торжество выкладок было бы очень веселым, если б не общий итог, для Стоппарда очень характерный. Жизнь, констатирует автор, штука хорошая, но настолько запутанная и несуразная, что человек всегда остается в проигрыше. Под конец обязательно выяснится, что ты все делал не так и некстати. И если считать, что дадаисты и прочие баловники от искусства пытались состязаться с жизнью в изобретении нелепиц (ее любимом виде спорта), то стоит ли спрашивать, кто убил авангардиста? Ответ не только прост -- он известен заранее.