Ежи Сосновский. Ночной маршрут. Перевод с польского. М.: АСТ, 2005.

На обложке книги, рядом с ангелоподобным существом, скачущим через полоски дорожной зебры, примостилась цитата из «Шпигеля»: «Страшно -- и смешно. А чаще всего -- страшно смешно!» Не стоит поддаваться на провокацию немецких критиков -- представления о юморе и внеплановых выбросах адреналина у них весьма специфические, потому как не смешно ни капли, и не страшно ничуть.

Проза Ежи Сосновского, отметившегося в наших широтах романом «Апокриф Аглаи» и блицвизитом на книжную ярмарку Non/fiction, чаще всего проходит у критиков по разряду «странная». Популярный тележурналист, публицист и радиоведущий из Варшавы дебютировал в литературе совсем недавно, в 2001 году, но очень быстро заработал значительные дивиденды. Внимательно изучил лабораторные опыты латиноамериканских коллег, не отворотил нос от потерявших остроту постмодернистских приправ, использовал второй отжим из Мрожека и Лема и подсластил эту адскую смесь изрядным количеством исповедальных сантиментов.

В «Апокрифе Аглаи» Ежи Сосновский явился в обличии не то Кундеры, не то Сорокина, совершив опасное путешествие в годы застоя и выкопав там сказочного монстра -- человекоподобного «лав-робота», сконструированного похотливыми гениями ВПК. Сборник рассказов «Ночной маршрут», хоть и изобилует мегакрокодилами, ожившими эсэсовцами и «сосущими» мозг интернет-вампирами, производит впечатление очень личного произведения, размытого ностальгией, комплексом вины и обрывками чужих воспоминаний.

Каждая из тридцати новелл -- будь то фантастический «Партнет» или сентиментальное «Сдирать здесь» -- конструируется по принципу сновидения. Во сне одна реальность легко подменяет другую, не требуя при этом логического обоснования и предподготовки. Проделать подобные метаморфозы с литературной формой и не выглядеть при этом претенциозным идиотом способен далеко не каждый второй. У польского ипохондрика каким-то образом получается превратить легкомысленную прогулку с закатами и флиртом в реквием по умершему отцу («Остановка»), утопить романтическую интригу в крокодильих слезах («Все для Баси»), а историю своего развода представить в виде заезженной пластинки («Навсегда»). Читателю от всего этого не смешно и не страшно, а так -- словно «приснилось, что ты уже взрослый» или «что стоял и таращился на это письмо-не-письмо» и «зажал рот, но язык сам напирал и протискивался между зубами». Втянувшись в эту «игру-не-игру», вдруг обнаруживаешь, что предыдущий рассказ оказался всего лишь сном героя из рассказа последующего. И тогда понимаешь, что «ночной маршрут», проложенный таким макаром, может длиться бесконечно. А финал обрывается возгласом: «Вот здорово! Все могло бы начаться снова». Но сначала начать не получается: сюжеты Сосновского размываются и путаются, как резко прерванные сновидения.

Эрленд Лу. Допплер. Перевод с норвежского Ольги Дробут. СПб.: Азбука, 2005.

Основоположник наивного письма, идеолог «новой искренности» и фанатичный собиратель доисторических коньков в своем последнем романе реализует давно намеченную социальную программу. Прежде его лирический герой, флегматичный и рефлексирующий интеллектуал, только мило брюзжал по поводу вырождения западной цивилизации, невыносимости глобализма и генномодифицированой отравы. На сороковом году жизни он наконец понял, что велосипедными прогулками и экскурсиями в джунгли благое дело ограничиваться не может, и решительно пополнил ряды последователей философа Руссо.

Герой по имени Допплер, образцовый служащий, любящий отец и ответственный домовладелец, в один прекрасный день упал с велосипеда и ударился головой о лесную коряжку. В результате этого несчастного случая в мозгу у него образовалось помутнение, названное впоследствии великим озарением. Собрав в рюкзак фирмы Тatonka необходимый походный набор (палатка, спальник, нож), Допплер простился со своей блистательной карьерой, беременной женой и эльфоподобной дочерью-толкиенисткой, чтобы поселиться в лесу в компании с недоразвитым лосем. Воскресный турпоход затянулся на полгода, и постепенно допплер-учение обрело своих фанатичных последователей. Желающих перестать думать о покупке плитки в ванную комнату, невыносимых телепузиках из телевизора, проклятом «властелине колец» и бомбардировках Ирака оказалось так много, что в норвежском лесу стало тесно. В результате новоявленный Мессия Допплер с сыном Грегусом отправились в добровольное изгнание на Восток, оставив своих последователей под елками самостоятельно рассуждать о пагубном влиянии СМИ на умы молодежи.

Сюжет «Допплера» изобретательностью не отличатся: автор к этому и не стремился. Реализовав на деле наивное желание обывателя «сбежать от вас куда подальше», Эрленд Лу в очередной раз проявил себя как всеобщий друг -- рубаха-парень, наивный и понимающий, транслятор общих идей, эдакий норвежский Гришковец. И хотя понимаешь, что ни в какой лес никто не побежит, приятно слушать про «монстров-телепузиков» и эльфов-маньяков в платьях с длинными рукавами. Потому что и сам ты похожим образом думаешь. И как поется в песенке на музыку группы «Бигуди», «и настроение твое улучшилось».