Внимательные (да и невнимательные) читатели «Нового мира» наверняка заметили: последние года два журнал этот становится все «круче» да «продвинутей». Похоже, редакция приняла установку на последовательное разрушение прежнего благообразного имиджа. Главное -- ошеломить читателя сломом старых конвенций. Теперь, дескать, мы вовсе не такие, а, совсем наоборот, эдакие. Так с публикациями (хоть прозы, хоть эссеистики) -- так с премией имени Юрия Казакова, наградой, как ни крути, принципиально новомирской, призванной не столько выявить лучший рассказ года, сколько дать сигнал о том, что теперь в журнале-учредителе носят. Или с кем носятся.

Премия начинается с жюри: состав нынешней судейской бригады символичен. Конечно, константы есть константы: и заведующий отделом прозы Руслан Киреев на законном председательском месте (они там с ответственным секретарем Михаилом Бутовым чередуются), и банкир-депутат Александр Лебедев никуда не делся. (Пусть знает народ: глава Благотворительного резервного фонда не токмо спонсирует «казаковку», но и с буквами-словами-текстами на дружеской ноге; может, теперь даже на заседания жюри ходит.) Зато свежая кровь «резвоскачет и кипит» на высшем уровне: тут тебе и бывший критик, а ныне романист, пиит, борец с замшелостями, диск-жокей, пиарщик «пивного мороженого» и будущий лауреат премии Андрея Белого «за общий вклад в мировую культуру и переустройство солнечной системы» Дмитрий Бавильский (догнать и перегнать Вячеслава Курицына!), тут тебе и критик действующий -- Валерия Пустовая, избравшая трудную, но почетную роль комиссара-идеолога стремительно изобретаемой новой литературной генерации. Для баланса в жюри введен новомирец Сергей Костырко, сочетающий хороший вкус и здравый смысл с интеллигентской доверчивостью ко всевозможным, претендующим на лихость, наворотам (а вдруг в этом что-то есть?).

Жюри сработало как должно. Лучшие ли рассказы года составили шестерку претендентов, вопрос, как всегда, спорный, но украшающий шорт-лист жирный штамп Смотрите, кто пришел за версту виден. Но сперва о тех, кто не пришел, оказался посторонним на балу новеллистов. Конкурса не выдержали Евгений Шкловский (подборки в майском «Знамени» и декабрьском «Новом мире»), Денис Гуцко («Орлы над трупом» -- «Дружба народов», №10), Дмитрий Новиков (любой из его новых рассказов, что вошли в книгу «Вожделение» и были распубликованы столичными журналами, мог бы законно претендовать на главный приз), Нина Горланова и Вячеслав Букур («Лица» -- «Знамя», №7), Михаил Бутов («Цена» -- «Знамя», №7), Маргарита Хемлин (в цикле «Прощание еврейки» -- «Знамя», №10 -- внимания стоят все «составляющие»; я бы наградил «Темное дело») и, как ни странно, громокипящая Наталья Рубанова («Патология короткого рассказа» -- «Знамя», №4).

Чем она «авангардной» партии жюри не потрафила, ума не приложу. Или тут «консерваторы» за себя постояли? Коли так, то жаль. При всей аффектированной манерности и литинститутской вере в «приемчики» Рубанова куда живей и талантливей, чем наш постсоветский сто двадцать седьмой вице-Борхес Ильдар Абузяров, которому выпала завидная доля состязаться с самим собой: в шорт-листе (вопреки всякой логике) блистают два его рассказа -- «Почта» («Октябрь», №2 -- безумная девица, письма без текстов, сочинение книги о Японии, фарфоровая чашка, переплетчик, исхищающий корреспонденцию из почтовых ящиков; в общем, «гораздо приятнее общаться с великим Инь под великим Янь») и «Мавр» («Дружба народов», №12; игральные автоматы, братки, врубающие счетчик, профессор логистики, ориентальные пряности, шахматы судьбы и нарды абсурда, мудрость вещих снов и мораль о вреде красивой жизни).

О рассказе Юрия Горюхина «Переходный возраст» («Бельские просторы», №11) сказать ничего могу: выходящий в Уфе журнал я пропустил. С одной стороны, поощрение провинциалов (особливо печатающихся далеко от Москвы) входит в премиальный канон. С другой -- открытая премией Белкина за 2002 год повесть Горюхина «Встречное движение» (печаталась в тех же «Бельских просторах») была и впрямь хороша. С третьей, после нее Горюхин словно исчез, хотя не так устроены сегодняшние журналы, чтобы не схватиться за одаренного автора с периферии. Если «Переходный возраст» -- вещь достойная, то очень странно, что она не обнаружилась в том же «Знамени». Либо в «Новом мире». С четвертой, «Канцелярский клей Августа Мебиуса» (казаковский шорт-лист 2003 года) тоже в Уфе был тиснут... Поди разберись.

«Воробей» Александра Илличевского («Новый мир», №7) -- рассказ сильный. И не только из-за страшной темы (голодомор 1933 года); выстроен умно, в интонации нет ни надрыва, ни сентиментальности, персонажи зримы, рассказчик -- тоже. Но «Воробей» уже отмечен премией журнала, о чем прекрасно знали члены жюри. Премиальное удвоение не в наших нравах. Вводить же сочинение такого уровня «для галочки», по-моему, безвкусно.

Если Абузяров замещает Борхеса, то Денис Осокин разом Платонова, Добычина и кое-кого еще из многоцветных двадцатых. Продвигать его околофольклорные опусы начали года два или три назад (публикация в «Знамени», книга в «НЛО»), что-то любопытное в них грезилось, но при ближайшем рассмотрении стилизаторское разнотравье оказалось тоскливо однообразным. Пишет Осокин без больших букв. но с большими полями -- текст по центру страницы. строчки выравнены -- из знаков препинания в чести тире да точки, редкая запятая либо двоеточие проберутся в осокинские истории. из простой жизни сельских колдунов. или сантиментальных чекистов. в «новых ботинках» («Октябрь», №9) чекисты не наблюдаются. наблюдаются колдуны. «капитон-кугыза -- дед капитон или дядя -- старый человек за семьдесят. красный свитер с надорванной горловиной -- черная шапка -- черный тулуп». и т.д. пеледыш -- пайрема. параньга -- морки. Бамбара-чуфара, она же скорики-йорики.

Закрывает список претендентов Сергей Солоух. Рассказ «Окисление» («Новый мир», №9) бесспорно ярче, напряженнее и изящнее всех прочих соискателей «казаковки». Как, впрочем, и вошедшие в тот же триптих («Химия») «Кристаллизация» и «Растворение». Или «Вычитание», «Равенство» и «Умножение», составившие триптих «Математика» («Октябрь», №8). Или «Свет» (входивший в прошлогодний казаковский шорт-лист»), «Движение» и «Тепло» («Физика» -- «Октябрь», 2004, №8). Или любая из более ранних Солоуховых «Картинок». От того, что на самом деле все тексты цикла «Естественные науки» (не знаю, будут ли там «Биология», «Астрономия» или что-нибудь еще) хитро сцеплены, а в каждом триптихе есть сквозной сюжет, рассказы эти самоценности не теряют. Хотя, возможно, когда «цикл» достроится, его и надо будет выдвинуть на Букера. Романы у Солоуха не хуже рассказов -- кстати, первый из них, опубликованный в «Волге» двенадцать лет назад, а написанный того раньше, наконец-то обрел книжную форму: великолепная «Шизгара» вышла во «Времени», не утратив вечной молодости, но потеряв почему-то второе название «..., или Незабвенное сибирское приключение». Дадут Солоуху «казаковку» -- прирастет премиальный сюжет дополнительным приятным смыслом. Не дадут -- останемся при слогане Мы не такие. Тоже информация. Хуже, чем на последнем Букере, всяко не получится.

Лучшая повесть 2005 года названа не будет. Иван Петрович Белкин берет тайм-аут.