Александр Сокуров долгими годами истовой работы в кино заслужил право считаться одной из икон отечественной культуры. Его фильмы, прежде вызывавшие у многих открытое неприятие, а то и усмешку, теперь стали классикой, и как всякую классику, их можно про себя считать скучными или непонятными, но при этом невозможно хотя бы формально не оказывать уважения их создателю. Те, кто засыпает на просмотрах картин Сокурова, вряд ли решатся на громкое возмущение -- они выскажут свое недовольство в приватной компании. Однако это вовсе не значит, что общество приняло и полюбило этого режиссера, что его страстные проповеди услышаны и поняты. Сокурова уже не принято ругать, но следовать за ним немного охотников, он не моден. Он -- вот такой Сокуров, и это как будто все объясняет, хотя на самом деле неосознанное отделение публики от художника -- почтительное и в сущности равнодушное -- не слишком лестно аттестует наше время.

Боюсь, что новый фильм, премьера которого скромно прошла во вторник в небольшом зале кинотеатра "Ролан", не освященная присутствием важных государственных мужей или медийных ньюсмейкеров (бывшие питерцы из Минкульта не в счет -- они скорее друзья и коллеги; Мстислав Ростропович, пришедший на премьеру с Галиной Вишневской, -- член съемочной группы), тоже не станет событием общественностью обсуждаемым, а это жаль.

Не причисляя себя к адептам сокуровского учения и зачастую утомляясь слишком для меня серьезной интонацией некоторых его фильмов, я не могу не высказать своего искреннего восхищения перед фильмом "Солнце", оказавшимся едва ли не лучшим из трех картин задуманной тетралогии. И очень, на мой взгляд, заслуживающим серьезного к себе отношения.

Начинается картина медленно и неспешно, как многие фильмы Сокурова, располагая к почти медитативному созерцанию, раздражающе не соответствующему ритму нашей жизни. Хирохито -- сын Солнца, японский император божественного происхождения -- завтракает. Токио вот-вот будет взят американскими войсками, но распорядок дня все так же неизменен: прием министров, потом занятия ихтиологией, послеобеденный сон, литературные упражнения... Конечно, короля играет свита, но императора Хирохито -- все-таки еще и прекрасный актер Йссэй Агато, который с самого начала фильма странными, будто деревянными движениями, какой-то внешней скованностью привычного к постоянной публичности и чужим услугам человека подчеркивает особое положение верховного правителя Японии, его неравность окружающим. Губы императора шевелятся как у рыбы -- так не говорят люди... Движения осторожны и неловки -- нормальные люди так не ходят. "Разве мое тело не похоже на ваше?" -- задает император невозможный и пугающий вопрос слуге. "Я не знаю", -- отвечает тот (к телу священной особы нельзя прикасаться). За кадром очень тихо, звучит гул взрывов, но в бункере, где вынужден жить император, безмолвными тенями передвигаются слуги, старый придворный на прозрачном подносе несет тарелку с едой... Пока окружающие пытаются сделать вид, что все идет как всегда, император занят совершенно несоразмерной человеческим силам проблемой: попросту говоря, пытается вынуть одну из основ мироздания и попробовать уравновесить его каким-то иным способом. Посоветоваться ему не с кем -- ранг обрекает на одиночество, и только непонятные американские люди, привлекательные своей полной чуждостью -- примерно как те крабы, которых он изучает в лаборатории, -- позволяют ему рассчитывать на подобие диалога. Нужды нет, что эта попытка вызывает недоуменную оторопь иноземцев, несмотря на старательность императора, который со всей учтивостью, покорностью и даже интересом готов выполнять чужие обычаи и даже умеет говорить на языке варваров.

Каким-то волшебным образом Сокурову удается сделать своего героя и абсолютно нелепым, и возвышенно благородным одновременно.

Замечательный текст написан Юрием Арабовым. При том, что собственно реплик в фильме немного. Вот американский офицер требует от своих солдат уважительного отношения к императору: «Это все-таки потомок Солнца, а не конгрессмен, купивший голоса избирателей». Вот генерал-демократ возмущенно отчитывает императора: «У нас нет слуг, это у вас -- слуги»! «Да, -- задумчиво отвечает тот, -- у императора много слуг, и это иногда бывает очень тяжело».

«Почему вы не в кимоно?» -- дурацкий вопрос генерала Макартура может возникнуть у любого зрителя, по инерции ожидающего увидеть обычный набор экзотических японских примет вроде суши и веера. Не тут-то было. Ничего специфически "японского" в фильме вообще нет -- и ест император не палочками и не рисовые колобки, и одет в европейскую одежду, и спит на кровати. И даже в саду у его дворца-лаборатории растут розы, а не сакура. Но тем не менее мы видим странную и, что существенно, другую, чужую страну, и я не знаю, как воспримут такое изображение сами японцы, -- для меня этот зеленовато-коричневый бледный сумрак и есть теперь Япония.

Фильм снят так просто и прозрачно, что его совершенно не хочется интерпретировать -- Сокуров наглядно показал все, что хотел, как опытный учитель в школе, "объяснил доходчиво".

Маленький человек, похожий на Чарли Чаплина -- это сходство трижды подчеркнуто в фильме, -- совершает тектонический сдвиг в сознании своих подданных, меняя в общем-то ход мировой истории и принимая на себя ответственность, тем более тяжкую, что это решение отвечает и собственным тайным желаниям. Сокуров заканчивает фильм вопросом, не разрешая окончательно конфликт между величием долга и частной историей человека. Кто же Хирохито -- великий реформатор, проложивший для своей древней страны дорогу в цивилизованный западный мир, или слабый духом и разумом человек, уступивший соблазнам индивидуализма и частной жизни? Слабоумный, свихнувшийся на строении моллюсков, или мудрец, умеющий видеть тайную суть вещей?

Можно ничего не знать о Хирохито -- первом японском императоре, отказавшемся от божественного происхождения, подписавшем капитуляцию и сохранившем жизнь себе и стране, которой он правил вплоть до нашего времени. Но тот экранный маленький странный человек в цилиндре вызывает очень теплые чувства -- не только у генерала Макартура, который, начав с презрения, заканчивает почтительной заботой, но и у зрителя. У меня, во всяком случае, вызвал.

Ясен теперь и внутренний сюжет трилогии "Молох", "Телец", "Солнце" -- противопоставлены два узурпатора, личность и тело которых разрушаются под давлением присвоенной власти, и один прирожденный правитель, этой властью скорее тяготящийся, ощущающий, как тяжело отвечать ожиданиям, обмануть которые его вынуждают обстоятельства.

Странно представить себе этот едва ли не самый простодушный у Сокурова, почти архаичный фильм, отдельные эпизоды которого напоминают старое довоенное кино -- так сняты развалины Токио, луна за окном... -- в конкурсе Берлинского фестиваля, среди множества разноязыких и разноцветных фильмов. Его очень хочется уберечь от сравнений -- не для того, чтобы поставить над всеми, а для того, чтобы спокойно посмотреть отдельно, заметив и оценив все детали. Понятно, что продюсеры, среди которых Марко Мюллер, нынешний директор Венецианского фестиваля и опытный европейский менеджер, хотят правильно позиционировать картину, чтобы привлечь к ней интерес и вернуть вложенные средства. Но мне кажется, что деньги на этот фильм надо давать так, как прежде в России подавали юродивым -- не для их благополучия, а ради собственной гармонии.