Несколько цифр.

19 -- девятнадцать дней ждал президент Ширак, чтобы обратиться к гражданам Франции.

3 -- три месяца чрезвычайного положения попросило и получило у Национального собрания французское правительство, по предложению министра внутренних дел Николя Саркози. Цифры эти у всех на слуху. Одни возмущаются медлительностью Ширака. Другие полагают, что три месяца ЧП -- это явный перебор.

Но есть еще и другие прелюбопытнейшие цифры. Например: 28 000. Двадцать восемь тысяч автомобилей было сожжено во Франции в течение года, предшествовавшего восстанию в парижских пригородах. Автомобили пылали еженощно. Число их, правда, исчислялось не сотнями за ночь. Но как метод, как форма протеста, как способ привлечь внимание десятки тысяч за год, согласитесь, это -- немало. В дискуссиях и дебатах об этом почему-то не упоминают. Причем речь идет не только об отечественных «экспертах-политологах», которые ради того, чтобы их продолжали звать в теле- и радиостудии, готовы артикулированно и убедительно говорить благоглупости на какую угодно тему от Чечни до Франции, от Латвии до Японии. С пересадкой в Кремле, разумеется.

Автор этих строк тоже не эксперт, но тем не менее журналист с четвертьвековым стажем сотрудничества с французскими СМИ и десятилетним опытом жизни во Франции, в основном как раз в парижских пригородах, и на основании этого опыта может засвидетельствовать, что взрыва ждали давно, но об этом было не принято говорить на публике. Не политкорректно. Неприлично.

Почему молчал Ширак

Считается, что внутриполитические французские дрязги усугубили ситуацию, что президент и премьер-министр не без удовольствия следили за тем, как будет выходить из создавшегося положения столь не любимый ими амбициозный министр внутренних дел Николя Саркози. Разумеется, хороший политик не был бы хорошим политиком, если бы не пытался извлечь политическую пользу из любой создавшейся ситуации. Но выступление Ширака не загасило бы сотни горящих автомобилей, и потому не так уж и безрассудно то, что опытный политик подождал, чтобы пик волнений миновал. Гораздо любопытнее то, что он сказал. А говорил он, с одной стороны, о "глубоком недомогании" и о "кризисе ориентиров, кризисе самосознания", а с другой -- о том, что все "дети из трудных кварталов" являются "сыновьями и дочерьми республики", каково бы ни было их происхождение.

Помимо того что по французской традиции обитатель Елисейского дворца никогда не бывает партийным, являясь президентом всех французов, у Жака Ширака есть и свои собственные отношения с «сыновьями и дочерьми республики» из трудных кварталов. Ведь именно массовая поддержка этих обычно не голосующих молодых людей обеспечила ему, как тогда казалось, грандиозную победу над ультраправым Жан-Мари Ле Пеном во втором туре президентских выборов. В ночь той победы, объединившей, казалось бы, истинных республиканцев всех рас и цветов кожи в толпе, веселящейся на площади Бастилии, было огромное количество жителей парижских предместий, детей иммигрантов из Северной Африки. Ширак хотя бы в силу этих обстоятельств и аргументов (а есть еще и уйма других) не может позволить себе высказывания типа «мочить» или «зачистить». А кроме того, этот далеко уже не молодой и не очень крепкий здоровьем человек вынужден констатировать, что Пятая республика именно под его руководством дожила до «глубокого недомогания» и «кризиса самосознания». Хотя неизбежность этого кризиса была очевидной уже достаточно давно.

Арабский вопрос

Выходцы из стран Магриба, или, попросту говоря, арабы, составляют чуть менее 10% от 59-миллионного населения Франции. Это либо французские граждане -- дети иммигрантов, либо собственно иммигранты, имеющие соответствующий статус. Сторонники простых и жестких решений говорят об их коллективной неблагодарности. Но кто кому должен быть благодарен? Франция Зидану или Зидан Франции? Без Франции Зидан не стал бы чемпионом мира по футболу. Но и Франция не стала бы чемпионом мира по футболу без Зидана и других «детей республики» из трудных кварталов. Можно ли перенести футбольный опыт в другие сферы человеческой жизнедеятельности. Интеграция большого количества иммигрантов ни для одного общества не происходит безболезненно. Несколько сот тысяч русских, попавших во Францию в 20-е годы прошлого века, сполна испытали это на себе. Даже интеграция десятков тысяч совсем уж близких французам итальянцев, появившихся в те же годы, тоже не была беспроблемной. А ведь Франция, потерявшая в окопах Вердена значительную часть молодого и дееспособного населения, нуждалась в притоке свежей крови и рабочей силы. Точно так же она нуждалась в притоке рабочей силы и в десятилетия после второй мировой войны.

Если в 30-е годы в цехах заводов Рено звучала русская речь, то в 70-е там вовсю уже говорили по-арабски. Да и сегодня достаточно зайти в цех любого большого завода, чтобы не осталось и сомнений в том, что арабы составляют основу французского пролетариата. Достаточно посетить биржу труда, чтобы убедиться, что доля безработных арабского происхождения гораздо весомее, чем те неполные 10%, которые составляют выходцы из Магриба во всем населении страны. А тут еще огромная их часть оказалась сконцентрированной в парижских предместьях, где, между прочим, и без всякой национальной и конфессиональной розни зародилось уже четыре французские революции. Разумеется, это не гетто. Власти строят так называемые HLM -- жилища с умеренной квартплатой, но как только в этих кварталах начинают селиться выходцы из Северной Африки и их дети, то выходцы из европейской части Франции и их дети, выходцы из Италии, Польши, России и их дети оттуда начинают съезжать. Причем как те, кто на кухнях бурчат об арабском засилье и голосуют за Ле Пена, так и те, кто политкорректно призывают к интеграции граждан различных конфессий и цветов кожи.

Все это, разумеется, складывалось и продолжает складываться в специфические районы, где экстремистские и подрывные идеи находят благодарных слушателей и почитателей. Французские власти, правда, утверждают, что нынешние беспорядки не управлялись из единого центра. Пусть так. Вообще-то беспорядки почти всегда возникают стихийно, но когда они возникают, как правило, находятся силы и организации, пытающиеся использовать это в своих интересах. А когда, выражаясь словами Марины Цветаевой, «два близнеца, неразрывно слитых, голод голодных и сытость сытых» попадают еще и под соус конфессиональных противоречий, то пиши пропало.

Главная проблема арабского вопроса во Франции состоит в том, что все понимали, что что-то следует делать, но никто не знал, что именно делать, а потому ничего и не делали. Ну объясняли, конечно, тем, что все равны. И запрещали в школах мусульманским девочкам носить платки, а для равновесия еврейским мальчикам -- кипу, а прочим христианам -- распятие поверх одежды. Никто не пытался ничего предложить серьезного, большинство политиков просто замалчивали как рабский, так и иммигрантский вопросы к вящей радости г-на Ле Пена, который именно на этой ниве собирал все более весомый урожай голосов.

Есть ли альтернатива Саркози

Министр внутренних дел и по совместительству лидер правящей партии Николя Саркози не скрывает своих амбиций стать президентом и является сторонником жестких мер. Гнев восставших поджигателей направлен именно против него, но не только и не столько из-за жесткой риторики, сколько из-за гражданского статуса г-на министра. Ведь он тоже сын иммигрантов, правда, не из Северной Африки, а из Венгрии, и отца его когда-то звали не Саркози, а Саркоши.

Это пример удачной интеграции, причем далеко не единичный. Итальянцы Ив Монтан и Мишель Платини, русские Марина Влади и Роже Вадим -- примеров таких очень много. Но Саркози в отличие от, так сказать, франкофранцузов может не испытывать, да и не испытывает ни комплекса вины, ни исторической ответственности за колонизацию. Он считает, что порядок должен быть наведен решительно и твердо. И что в случае возникновения альтернативы «порядок -- права человека» приоритет должен быть отдан порядку. Потому и чрезвычайное положение. Потому и жесткие пугающие фразы.

Но те, кто полагает, что Саркози ни в коем случае не должно пускать во власть, должны понимать, что альтернатива ему не Ширак, и не Де Вильпен, и не социалисты с коммунистами. Реальная альтернатива одна, и имя ей Жан-Мари Ле Пен. Французы всерьез задумываются и, увы, потребуют (да и уже требуют) простых и понятных решений. А уж в формулировке простых рецептов для сложных блюд г-н Ле Пен непревзойденный мастер.

Простые и сложные решения

В ходе предстоящих голосований французам предстоит выбрать политику, которая, по их мнению, будет способна погасить не только страсти и пылающие автомобили, но и очаги, из которых полетели искры. Верных рецептов нет, по-видимому, ни у кого. До сих пор никто не сталкивался с такого рода проблемами и уж тем более не может похвастаться, что решал их. Тем более что происходящее во Франции, разумеется, не чуждо и глобальному культурно-конфессиональному столкновению цивилизаций. Ясно одно, что проблемы пылающих предместий не решить ни за три месяца ЧП, ни даже за годы. И вопрос этот будет самым главным на всех ближайших выборах во Франции.