Сказка Роалда Даля про мальчика Чарли увидела свет в 1964 году и была впервые экранизирована спустя семь лет. Музкомедия Мела Стюарта «Вилли Вонка и шоколадная фабрика» с Джином Уайлдером в главной роли не стала кассовым чемпионом, весьма скептично была принята критикой, а самого Даля и вовсе привела в неистовство. Кажется, единственным, кто на самом деле полюбил это произведение, был некий мальчуган Брайан Уорнер, который пересматривал его бесконечно, а позже, став знаменитым, признался, что Вилли Вонка произвел на него «самое большое влияние из всего, что не было связано с музыкой» (к слову, прославился он под именем Мэрелин Мэнсон).

Но Мэнсон Мэнсоном, а любовь к книге-оригиналу в англосаксонском мире никто не отменял, так что появление новой киноверсии «Фабрики» было, в сущности, неизбежным. Продюсеры со студии Warner объявили, что первая экранизация была неудачной, и пообещали исправить все ошибки предшественников (этим сильно напомнив знаменитого режиссера из скетча Арканова--Горина, который отметал все вопросы о вторичности своего проекта -- экранизации «Тысячи и одной ночи» -- по сравнению с западной версией: «Это у них был второй вариант! Наш будет первым!»). В конце концов была сформирована команда, главными в которой стали режиссер Тим Бартон и актер Джонни Депп. Такое сочетание для экранизации «Шоколадной фабрики» еще несколько лет назад можно было бы безоговорочно признать идеальным и снайперски верным. Но сегодня, после того, как в послужном списке Бартона появилась «Крупная рыба», а фильмография Деппа пополнилась «Волшебной страной», энтузиазма поубавилось. Еще недавно самые необыкновенные, по-хорошему эксцентричные и изобретательные голливудские затейники-анчутки, которых, казалось, и самих выдумал кто-то вроде Роалда Даля, как-то неуловимо (а в случае с Бартоном, пожалуй, и бесповоротно) превратились в ходячие добродетели, форменных шоколадных зайцев. Что не могло не сказаться на ощущении от фильма в целом.

Происходит там следующее: Чарли, мальчик из бедной, но дружной семьи, живет в кривобоком домишке на окраине города, каждый день поддерживает силы капустным супом, а шоколадку получает раз в год на день рождения. Но тут случается необходимость во что бы то ни стало раздобыть сладкую плитку за неделю до именин: шоколадный магнат Вилли Вонка объявляет о невиданной лотерее. В пять плиток очередной партии вложены золотые билеты, обладатели которых смогут попасть на экскурсию в святая святых Вонки -- на его фантастическую фабрику (нечто среднее между «Красным Октябрем», дворцом гражданина Кейна Шангри-Ла и майклджексоновским поместьем Неверленд), откуда давным-давно были уволены все рабочие, и никто даже не подозревает, как именно там производят всевозможные лакомства. Чарли становится одним из победителей, купив шоколадку на случайно подобранные на улице деньги, и в компании с четырьмя другими счастливчиками (прожорливым сынком дюссельдорфского колбасника, капризной английской аристократочкой, волевой чемпионкой по жеванию резинки и деструктивно настроенным фанатом компьютерных игр) отправляется на фабрику.

Собственно, большая часть картины и посвящена путешествию детей по разным уровням этого в высшей степени странного предприятия, где вместо людей работают представители карликового народца умпа-лумпа, специально натренированные белки лузгают орешки и почти все сделано из чистейшего шоколада. По ходу дела все остальные экскурсанты (все как на подбор несносные и неприятные) отсеиваются, подобно негритятам из чернушной считалки, и оставшемуся Чарли Вилли Вонка открывает секрет главного приза: он должен выбрать наследника своей Империи, и Чарли может им стать... но лишь расставшись с близкими. Как хороший мальчик, Чарли с негодованием отвергает такое предложение, но в конце концов все остаются довольны: и с наследованием как-то разобрались, и семью бросать не пришлось. И жили они все потом долго и счастливо.

Нельзя сказать, что творение Бартона оказалось совсем уж обманкой, пустым фантиком: в фильме предостаточно весьма эффектных эпизодов, в основном связанных с устранением из действия капризуль и жадин, сопровождавших Чарли. Но даже сцены, в которых девочку на глазах родной матери утягивает в мусоропровод, не может ни напугать, ни дать повод восхититься авторской смелостью и некорректностью. Все не взаправду, все понарошку. Все в совершенно непривычной для Бартона усредненно-«семейной» манере, которая вполне бы могла принадлежать кому угодно еще -- хоть Роберту Земекису, хоть Крису Коламбусу, хоть Владимиру Грамматикову. Не сказать чтобы лицо совсем уж скривилось от приторности, но и привычного некогда пряного покалывания на языке чисто бартоновской декадентской фантазии нет и в помине. Да, неожиданно уместно звучат в этом вроде бы детском фильме слова вроде «эндорфины», «каннибализм» или «телепортация». Да, более чем остроумно ближе к концу обыгрываются классические сцены из «Космической одиссеи», «Психоза» и «Мухи» (все-таки своим творчеством Бартон куда больше обязан киношным образам, нежели литературному нарративу, -- отсюда его явные неудачи с экранизациями даже очень хороших книг). Но событием в киноманской жизни «Шоколадная фабрика» не станет. Ее нет смысла пересматривать после разового просмотра вместе с детьми субботним утром.

И самое главное (другой вопрос, плохо это или не очень, но факт остается фактом) -- на этом фильме никогда не вырастет новый Мэрелин Мэнсон.