Более четверти века Вячеслав Колосков руководил советским, а затем российским футболом. За это время в стране сменилось четыре генеральных секретаря, два президента, да и сама страна, как и футбол в ней, стала совсем другой. В апреле 2005 года президент Российского футбольного союза официально ушел в отставку, хотя решение о ней было принято задолго до этого момента и совсем в других кабинетах. Через четыре месяца Вячеслав КОЛОСКОВ дал первое свое интервью в качестве экс-президента корреспонденту «Времени новостей» Андрею ВДОВИНУ.

«Я знаю, у кого Фетисов пошел на поводу»

-- Вячеслав Иванович, что изменилось в вашей жизни после ухода с поста президента РФС?

-- Быть 25 лет на передовой, а потом из окопов уйти в тыл... Понятно, что кардинально поменялся образ жизни. Раньше ведь как: в девять часов самое позднее на работе, в десять планерка, раз в две недели бюро исполкома, раз в месяц исполком, раз в год конференция. Плюс как минимум пять поездок в год в регионы, и прочее, прочее. Я уж не говорю про текущие вопросы. Вот этого не стало. Осталась только международная деятельность, которая конечно же отнимала много времени и ранее. Вице-президентство в УЕФА и ФИФА, кураторство различных комитетов. Теперь это стало главным. Поэтому изменился и образ жизни. Уже нет смысла приезжать в девять часов -- Европа начинает работать в 11 по Москве. Нет того напряжения. Нет стрессовых ситуаций. Нет конфликтных ситуаций ни с клубами, ни с лигой, ни с судьями, ни с территориями. Но адаптация происходит достаточно безболезненно, потому что много футбольной работы. Если бы ее не было, то было бы значительно сложнее.

-- Из РФС приходят советоваться?

-- Нет, ни разу. Наоборот, я сам стараюсь идти на контакт. С момента моей отставки я два раза встречался с Мутко, и оба раза встречи проходили по моей инициативе. Рассказывал о том, какие сейчас есть международные решения, которые надо реализовывать незамедлительно. Ну и сказал, чтобы меня как почетного президента загружали побольше. Все-таки у меня остался еще ресурс, чтобы помогать российскому футболу.

-- Обида после отставки осталась?

-- Нет. Сейчас нет. У меня была обида до конференции. На Фетисова. Потому что он не выполнил договоренности нашей. У нас была договоренность совершенно четкая: если возникнет такая ситуация, когда мне надо уходить, он должен был конкретно мне об этом сказать. Мы бы, не будоража общественное мнение, не тревожа ФИФА и УЕФА, сделали бы то, что в итоге и сделали -- определили дату конференции, объявили повестку дня, объяснили народу, почему мне надо уйти, и на этом бы все закончилось. Но, к сожалению, он нарушил нашу договоренность, жестко выступил в печати, ну и дальше вы знаете. Тогда я четко для себя решил: вот пока я не добьюсь нужного мне решения вопроса исключительно в интересах российского футбола, не уйду. Чтобы не нанести урона репутации РФС и тем более избежать санкций со стороны ФИФА и УЕФА. Прошла конференция, все было по закону, и тогда спокойно смог уйти.

-- Не разговаривали потом с Фетисовым о том, почему так все получилось?

-- На эту тему -- нет, хотя мы встречались потом пару раз. Нет смысла. У каждого останется своя правда.

-- На протяжении многих лет вас часто спрашивали, когда вы уйдете в отставку. Вам были неприятны эти вопросы?

-- Нет, я прекрасно знал, на какой должности работаю. И всегда говорил, что как только устану от футбола, сразу же покину свой пост. Конечно, за 25 лет усталость накопилась. Не физическая -- психологическая. Не зря же я говорил, что если сборная не выйдет на чемпионат мира -- я уйду в 2005 году, если выйдет -- не позже 2006-го. Это было взвешенное решение, продуманное. Но ситуация сложилась так, что пришлось уйти раньше.

-- И все-таки в действиях Фетисова было что-то личное?

-- Нет. Я до сих пор убежден, что нет. Просто он пошел на поводу. Я знаю у кого, но пока говорить не буду. Мы же с Фетисовым полтора часа говорили на эту тему, все четко расписали, когда, как. Без громких объявлений, заявлений и шоу. Но, во-первых, его подстрекали к этому. А во-вторых, он захотел почувствовать себя героем. Я не забуду одно его интервью. Там, где пулемет стоит, и он говорит, что он герой. Что никто убрать Колоскова не смог, а он смог. Вот это меня задело. Геройствовать надо в другом. Вот есть физкультура, есть задача оздоровления нации -- там и геройствуй. Но ничего личностного у него не было. Я уверен. Мы много раз встречались с ним до этого, в том числе и у меня дома. Я прекрасно помню его первые шаги в хоккее, его дебют в национальной команде, его первую поездку в составе сборной в Голландию. У нас нормальные были отношения. Но это желание -- почувствовать себя героем -- его, на мой взгляд, даже скомпрометировало. Хотя, повторюсь, отношения остались нормальными, не выходящими за рамки приличий.

«В СССР я мог снять тренера любого клуба»

-- Вы руководили советским и российским футболом более 25 лет. За это время в стране сменилось четыре генеральных секретаря, два президента. А в какое время со стороны государства было самое пристальное внимание к футболу?

-- Во время Советского Союза, конечно. Все решения по футболу принимались исключительно Политбюро ЦК КПСС. В отдельных случаях Советом министров. И любой вопрос мы обязательно согласовывали в отделе пропаганды ЦК КПСС. Календарь чемпионата, регламент чемпионата, регламент по переходам футболистов, количество выездов за рубеж и даже места проведения сборов. Но зато они и помогали. Если смета на год согласована, то она неукоснительно соблюдалась. Мне не надо было искать деньги на экипировку, на сборы, на выезды. Самые тяжелые годы были где-то с 1990-го по 1997-й. Тогда мы никому вообще не были нужны. Ни государству, ни каким-нибудь партиям, которых образовалось десятки... В то время как раз начали отпочковываться Грузия, Прибалтика, потом все остальные. Здесь было действительно очень тяжело сохранить хоть что-то. Не было уже управления футбола, не было финансирования. И тут только за счет авторитета удалось сначала сохранить чемпионат СНГ, а потом создать Российский футбольный союз.

-- Главных тренеров сборных тоже назначали в Политбюро или только согласовывали?

-- Назначала коллегия по представлению руководителей управлений. Но обязательно опять же кандидатура главного тренера согласовывалась на уровне завотделом пропаганды ЦК КПСС.

-- У вас в кабинете было два телефона правительственной связи. Часто приходилось пользоваться?

-- Я редко звонил. Я сторонник самостоятельного принятия решения, и если ставил задачу, то сам ее старался решить. Поэтому не было у меня никаких связей в правительстве -- что в Советском Союзе, что особенно при развале СССР. Ни друзей, ни блатовства какого-то. Сам решал все вопросы.

-- А с клубами когда было легче работать? Когда они были ведомственными или сейчас, когда ими владеют частные лица?

-- Конечно, когда они были ведомственными. У меня, как руководителя управления футбола, было право вето при назначении главных тренеров в клубах. Я, по сути, мог любого тренера назначить и любого снять.

-- Часто приходилось пользоваться этим правом?

-- Нет, не часто. Перед назначением того или иного тренера клубы прощупывали почву. Если у нас возникали вопросы, мы запрашивали дополнительную информацию и, естественно, находили компромисс. Иногда, к сожалению, было и так: мы давали понять, что предлагаемый тренер на какое-то время становится персоной нон грата.

-- Фамилии не назовете?

-- Думаю, не стоит. Они еще живы.

-- У сборной тоже было немало главных тренеров. Многие из них -- личности сильные, интересные. Был ли кто-то, кто заставил вас пересмотреть свои взгляды на футбол?

-- Мои взгляды формировались во время учебы в институте и аспирантуре, а потом и во время работы в Госкомспорте. Я считаю себя неплохим методистом, и не случайно являюсь кандидатом педагогических наук именно в сфере руководства тренировочного процесса, являюсь профессором кафедры футбола. Так что у меня свое видение методики. Понятно, что у нас были очень яркие личности -- Бесков, Лобановский, Симонян, Малафеев, Садырин, Бышовец... У каждого свое кредо. Раньше, особенно в союзные времена, я не пропускал практически ни одной тренировки. Я любил тренировки, которые проводил Лобановский. Это было действительно современно и прогрессивно -- постоянная работа с мячом, но в поточном методе дозированная нагрузка, фиксация нагрузки по интенсивности, и так далее. Но мне не нравилось, что у него были шаблоны постоянно. Я ему прямо говорил: футбол -- игра творческая, у игрока должно быть свое видение футбола. С Бесковым у нас были другого рода разговоры -- у него были слишком низкие нагрузки, с которыми трудно подготовиться к играм с хорошо функционально подготовленным соперником.

-- С кем было труднее всего в человеческом плане?

-- С Константином Ивановичем. Ну это все отмечают -- он такой своеобразный человек с очень непредсказуемым характером. Вот с ним было очень сложно работать. Хотя у меня за все время работы ни одного конфликта с ним не было.

-- Был ли за это время у сборной, если можно так выразиться, идеальный тренер?

-- Идеального вообще нет ничего, тем более человека. Но по футбольным меркам наиболее близок к этому был Лобановский.

-- Старый, давний вопрос, который вам задавался в последний год постоянно, -- о тренерах-иностранцах для сборной. Мог все-таки быть такой тренер у сборной России?

-- Когда мы исчерпали полностью возможность приглашения своих тренеров под те задачи, которые у нас ставились -- а задачи были выиграть чемпионат мира или Европы, не меньше, -- тогда я принял для себя решение, что такой специалист может появиться в сборной России. Но это должен был быть тренер высочайшей квалификации. Как Капелло, или Хитцфельд, или Эрикссон.

-- Капелло, Эрикссон и Хитцфельд знали о том, что их рады видеть в России?

-- Хитцфельд знал -- я с ним разговаривал на эту тему, а он как раз был на тот момент без работы. Но он ответил: «Доктор, мне надо как минимум год отдохнуть от футбола».

«Футбол должен быть беспартийным»

-- Вячеслав Иванович, как вы думаете, как вас будут вспоминать лет через пять--десять, когда улягутся все страсти?

-- Трудно сказать. Вообще-то обо мне в народе негативное представление, так что вряд ли что-то хорошее будут вспоминать. Но специалисты могут вспомнить, что, несмотря ни на что, мне удалось сохранить футбол в стране на должном уровне. Ни у одного вида спорта не осталось столько отделений детских футбольных школ, сколько у нас. Мы первые дали свободу клубам. Это было непростое решение, но мы поняли, что клубами должны руководить самостоятельные люди. Мы еще до президентской реформы организовали межрегиональные объединения. Я тогда еще понял, что нельзя руководить футболом, допустим, во Владивостоке из Москвы. Я создал девять межрегиональных объединений, в которые входит по 10--20 региональных федераций футбола. Наконец, мы организовали любительскую лигу, которая подпирает профессиональный футбол. Так что если кто-то захочет вспомнить что-то хорошее, то они найдут что вспомнить. Но самое главное, мы создали действительно мощнейшую и полностью самостоятельную федерацию. Я всегда отделял самостоятельность и независимость и говорил, что ни одна организация не может быть полностью независимой от государства, от законов, которые им принимаются. Но самостоятельной она должна быть. И не позволять кому бы то ни было командовать видом спорта. Я стоял насмерть, чтобы никаких решений РФС не принимал в поддержку той или иной партии. Потому что знал и понимал, что футбол не может быть узковедомственной организацией, подчиненной или «Единой России», или ЛДПР, или там коммунистам. Футбол в равной степени должен быть доступен всем.

-- А такие предложения делались?

-- Могу привести пример. Не помню уже точно, какой это год был, но сборная играла с Болгарией. И вдруг Шамиль Тарпищев попросил, чтобы команда поддержала кандидатуру Ельцина на президентских выборах. Я четко сказал, что мы никаких решений по этому поводу принимать не будем, тем более не будем отправлять никаких телеграмм или коллективных писем. Потому что федерация должна быть самостоятельной в выборе решений.

-- Но один такой тонкий момент во взаимоотношениях футбола и политической партии был.

-- Когда?

-- Когда выход сборной России в финальную часть чемпионата Европы-2004 был представлен как некое достижение «Единой России».

-- И что, это Колосков так это представлял? Или РФС? Это делали другие люди. Я всегда старался отмежеваться от всякого рода влияний любых партий.

«Своих соперников я создал сам»

-- Войдет ли в историю противостояние, которое у вас было с президентом ПФЛ Николаем Толстых?

-- Конечно, войдет. Это можно воспринимать с разных ракурсов, но я уверен, что действовал правильно. Ведь я фактически назначил Толстых на руководство лигой. Я убеждал людей, что именно ему надо доверить эту должность. Да, потом у нас начались трения, потому что я понял, что он хочет уйти из РФС. То есть создать полностью обособленную от Российского футбольного союза организацию. Я сказал -- нет. Потому что есть устав, в котором четко прописано, что всякие там лиги должны подчиняться национальным федерациям. Потом конфликт исчерпал себя через пять--семь лет, и все закончилось.

-- Толстых, Мутко, который при вашем содействии возглавил РФПЛ, а потом и стал новым президентом РФС. Получается, что своих соперников создавали вы сами?

-- Получается, что так. Но я не жалею об этом. Я был сторонником того, что если человек профессионально подготовлен, то независимо от того, как он к тебе относится, он должен работать. Я подбирал людей не по принципу личной преданности или родственных связей, а по принципу профессиональных способностей. Никто не будет отрицать, что Коля -- это настоящий профессионал. Никто не будет отрицать, что Мутко много сделал для становления профессиональной футбольной лиги. Так что я ни о чем не жалею.

-- Хорошо, это соперники. А были ли у вас враги, а не только идейные противники?

-- Ну, всех врагов не распознаешь. Но они наверняка были. Только они не проявляли себя явно, не шли на открытую конфронтацию. Все козни строили скрыто. Много же было проверок. Меня лично проверяли, РФС. Я же знаю, что все они были связаны с какими-то интригами. Цель их была заставить нервничать, создать напряжение, заставить уйти в отставку.

-- Но есть такие люди, которым бы вы сейчас не подали руки?

-- Есть двое. Неприятен мне Бубнов, например. Я его вообще видеть не хочу, не то чтобы руку подавать. И еще один есть. Журналист, со шрамом такой. Вот, пожалуй, и все, кто мне за 26 лет работы не то что неприятен -- противен.

«Не было решений, за которые мне стыдно»

-- Есть решения, о которых вы до сих пор, может быть, жалеете?

-- Этот вопрос мне в период отставки задавали чаще всего. Я нередко возвращался к этой теме, часто сам вспоминал и искал свои ошибки. Но и сейчас я могу сказать, что не было таких решений. Может быть, эти слова похожи на какое-то излишнее самомнение, но действительно решений, за которые мне было стыдно, не было. Я в этом уверен.

-- Вам в вину ставили отсутствие высоких результатов сборной. А был ли какой-нибудь турнир, который бы мы провалили, а могли добиться намного большего?

-- Наиболее тяжелое разочарование -- чемпионат Европы 1992 года в Швеции. Мы прекрасно сыграли с голландцами, прекрасно с немцами и в последнем матче группы пролетели шотландцам -- 0:3. Этот провал до сих пор необъясним. Никак я не могу найти причину. Команда была отлично подготовлена, укомплектована великолепными футболистами, и тут такое. Я чувствую, что не по игре все было. Какие-то другие были факторы. Субъективные. Не имели мы права проигрывать шотландцам. Средняя командочка у них была. А у нас звезды... Потом могут вспомнить чемпионат мира 1986 года в Мексике. Разорвали всех, и тут две нелепые «пенки» с Бельгией -- и мы вылетаем.

-- Чемпионат мира 1994 года, когда ряд футболистов отказались выступать за сборную, пока ею руководит Садырин, из той же серии?

-- Да, все это конечно же повлияло. Мы потеряли целую плеяду талантливых футболистов. Шалимов, Кирьяков, Юран и многие другие. По потенциалу, по индивидуальному мастерству они могли выигрывать и чемпионаты мира, и чемпионаты Европы.

-- Шалимов, например, до сих пор в том конфликте винит Колоскова.

-- Я же говорил -- у каждого своя правда. Колосков был и остается тем человеком, который верит прежде всего тренерам. Я стоял за тренеров до конца. И если бы покойный Павел Федорович не пошел на компромисс, я уверен, мы бы и в Америке выступили намного успешнее. Но он, по сути, потом взял в команду предателей.

-- Потом с Шалимовым как-то общались?

-- Постоянно. Я не скажу, что мы лучшие друзья, но мы общаемся довольно дружески.

-- Помнится, он в свое время говорил, что мог работать тренером в премьер-лиге, но Колосков не дал.

-- Даже не знаю, откуда берутся такие глупости. Вот и Бышовец говорил, что Колосков якобы против того, чтобы он работал в России. Чушь полнейшая. Я на примере Толстых и Мутко уже говорил, что за профессиональных людей. Бышовец -- высокопрофессиональный тренер. Был, во всяком случае. И я всегда был за то, чтобы Бышовец работал в российских клубах. Я за то, чтобы Шалимов работал в России. Он, кстати, и работал. Я никак не влиял, да и не мог влиять на это. Как вы себе это представляете -- Илюмжинов, назначая его в «Уралан», звонил и спрашивал моего разрешения?

«Если бы что-то нашли, меня бы разорвали на части»

-- Вам когда-нибудь приходилось вести компроматные войны?

-- Никогда. Это не мой стиль. За 26 лет я ни разу не «сливал» никакую там информацию в газеты, не писал подметные письма, мол, информирую вас, что такой-то такой...

-- Но про вас говорили и писали многое. Например, то, что вам как-то опосредованно принадлежат акции компаний, которые владели телевизионными правами на показ матчей сборных.

-- Чушь. Есть легитимные контракты, которые зарегистрированы в УЕФА и ФИФА. У РФС был партнер -- компания, разделенная на две части. Одна занималась реализацией прав в России, другая -- за рубежом. Все контракты эти открытые, аудит каждый год проверял все. Сейчас, кстати, эту компанию купил Fedcom. И неужели, если бы были там какие-то мои акции, это бы не всплыло?

И потом, телевизионные права -- это же такие небольшие деньги. То у нас в группе Сан-Марино, то Лихтенштейн, то Фарерские Острова. Сейчас Латвия и Эстония. Откуда там деньги? Все это затраты. Я понимаю, что если бы мы из года в год играли с Францией, Испанией, Италией, были бы и высокие контракты. Так что все это чушь полнейшая. Всего этого не было, нет и, слава богу, уже не будет.

-- Был еще один скандал, международный. Западные СМИ писали, что доктор Колосков, обеспечив «восточные голоса», предопределил переизбрание на пост президента ФИФА Зеппа Блаттера.

-- «Восточные голоса»... Все решили не «восточные голоса», а «африканские голоса». Ожидалось, что 22 представителя африканских федераций проголосуют за Юханссона, а они отдали свои голоса Блаттеру, и он победил. Почему отдали? Не знаю. Я, во всяком случае, к этому отношения не имел никакого. Да, с Блаттером мы друзья. Это никто никогда не отрицал. Личные отношения у нас хорошие. Но не более того.

-- Вас много-много лет хотели поймать хоть на чем-нибудь...

-- Хотели. И не могли -- не было ничего, даже всего того, что напридумывали. Сколько раз таможня проверяла, письма какие-то писались в разные инстанции. Налоговая полиция два раза неожиданно наезжала. Меня лично проверяли, РФС проверяли. И если бы хоть что-нибудь нашли, хоть каплю, представляете, какой бы скандал раздули! Да меня бы на куски разорвали.

-- Но неужели за четверть века ни одного сомнительного, скажем так, бизнес-предложения?

-- В свое время было предложение от Национального фонда спорта, помните такую нашумевшую организацию? Я сказал -- нет. Потому что знал -- это плохо закончится. И РФС был чуть ли не единственной федерацией, не заключившей ни одного контракта с НФС.

-- А откуда все-таки такой имидж -- «врага российского футбола»?

-- Так уже и врага. Что самое интересное, все это только в Москве, такой негатив. Выезжаю куда-нибудь в регионы -- я там желанный гость. Все за честь считают взять автограф, сфотографироваться. Допустим, в Красноярске выхожу на улицу -- все здороваются, говорят добрые слова. Живой пример -- Краснодар. Сборная там играла, когда разгорелся весь этот скандал с отставкой. Вышел на улицу, и опять люди подходят, поддерживают: «Вячеслав Иванович, держись, не сдавайся». Так что все это интриги в пределах Садового кольца.

-- Нет желания сейчас, когда все закончилось, написать мемуары?

-- Думаю, в октябре займусь этим. Есть у меня такие планы. Я уже представляю себе, какой будет эта книга, сложилась она у меня в голове. Процесс творческий, планировать в этом деле ничего нельзя, но, планирую, года через два выйдет.

-- Думаете, будет пользоваться спросом?

-- Пока меня помнят, думаю, уйдет нарасхват. Потому моя задача -- сделать это как можно раньше.