Фестиваль в Костомукше -- уже 18-й по счету и второй для нового худрука пианиста Алексея Гориболя. В прошлом году Гориболь подхватил фестиваль на позднем сроке, потому афиша собралась в основном из проектов, уже осуществленных им в Москве и Петербурге. Нынче авторская воля в составлении его собственных концертов и художественные/человеческие пристрастия, обусловившие приглашение исполнителей, работавших автономно от его рояля, проявились разнообразнее и оригинальней.

Но не сказать -- полнее. Главным недостатком стала именно неполнота этой самой авторской воли.

Перед художественным руководителем такого фестиваля стоит проблема поиска середины. Дано: с одной стороны -- городок в 32 тысячи жителей, без малого тридцать лет назад образовавшийся вокруг горно-обогатительного комбината (от начала и доныне -- главного спонсора). Понятно, что традиция слушания академической музыки еще моложе самого города. С другой -- Гориболь все-таки представитель филармонической культуры, которую ему нужно нести в массы, не профанируя и не подлаживаясь под любителей классической попсы, но и не уходя в такой отрыв, чтобы публика вовсе потерялась.

Впрочем, кое-какая привычка к серьезному за годы жизни фестиваля все же образовалась. Помню, десять лет назад во время концертов малые дети невозбранно носились по проходам уютного и отлично оборудованного зала костомукшского ДК «Дружба»; нынче они максимум что могут себе позволить -- зареветь. И тишина -- настоящая, тугая, взволнованная -- когда надо повисает. И даже телефоны почти совсем не звонят.

А основания для такой тишины артисты предоставляли отрадно часто. Алексей Гориболь -- многолетний пропагандист музыки Леонида Десятникова. Нынешней осенью композитор отметит свои полвека от роду, а минувшей весной имя его благодаря опере «Дети Розенталя», поставленной в Большом театре, стало всесветно знаменитым. Так что музыка Десятникова естественным образом стала осью, на которую была посажена фестивальная программа. Я не был на концерте-открытии, где петербургский ансамбль «Дивертисмент» играл, а Яна Иванилова пела десятниковские «Русские сезоны» (известные в интерпретации Гидона Кремера) -- говорят, превосходно. Охотно верю, потому что таким же оказалось исполнение «Бедной Лизы», ставшее центром фестиваля.

Эту камерную одноактную оперу Леонид Десятников написал еще студентом, было ему тогда чуть за двадцать. С тех пор композитор приобрел устойчивую профессиональную репутацию ироничного постмодерниста, мастера, умеющего и любящего работать на заказ, и светское реноме одного из самых обаятельных и остроумных, как принято говорить, персонажей обеих столиц (но и человека закрытого, жестко соблюдающего дистанцию между собой и прочими). Именно поэтому своевременным и важным представляется вновь явить «Бедную Лизу» -- драгоценно простую, насквозь печальную, непоправимо искреннюю весть о невозможности земного счастья. Она раздалась силами Гориболя, ансамбля солистов ЗКР -- заслуженного коллектива России оркестра Петербургской филармонии (скрипачей Владислава Песина и Юрия Ущаповского, альтиста Алексея Богорада, виолончелиста Тараса Трепеля, контрабасиста Алексея Иванова) с прибавлением флейты, гобоя и гитары, сопрано Юлии Корпачевой из «Геликон-оперы» и тенора Марата Галиахметова из Большого театра. Язык не поворачивается назвать игру идеальной -- здесь речь шла уже не столько о профессионализме, сколько о способности музыкантов транслировать голос души.

«Лизе» предшествовало отделение вокальных ансамблей Чайковского. Корпачева, Галиахметов, Иванилова, геликоновские меццо Лариса Костюк и баритон Михаил Давыдов извлекли из архивной пыли произведения, которые, оказалось, почти все пребывали там заслуженно. Но тут Гориболь вместе с певцами обнаружил одно парадоксальное свойство своей стратегии. Пушкин, как известно, назвал переводчиков почтовыми лошадями просвещения. У Гориболя такой тягловой силой становится качество: уж если браться за посредственную музыку, то исполнять ее надо настолько хорошо, что лучше, кажется, невозможно. То есть мы всего лишь восполняем пробел в нашем знании Чайковского, но -- оптимальным образом.

В три из пяти фестивальных дней давали по два концерта. Вернее сказать -- мероприятия. Которые, таким образом, неизбежно корреспондировали друг с другом. После Чайковского--Десятникова элегантную программу (от Баха через Паганини к Пьяццоле) замечательно сыграли виолончелист Борис Андрианов и гитарист Дмитрий Илларионов. Еще два поздневечерних концерта следовали за драмой и балетом.

Балет -- это «Дон Кихот» Театра Петербургской консерватории. Труппа, квартирующая аккурат напротив Мариинского театра, показала, как происходит сепарация выпускников хореографических училищ на сливки и водицу. Сливки -- само собой, в Мариинку. Обезжиренное молоко -- в Театр Мусоргского, к Эйфману и т. д. В консерваторском же балете, судя по всему, собрались члены танцкружка клуба им. Козицкого Кукуевого райцентра. Железобетонные, толстые, короткие ножки Базиля соперничали с ватными нижними конечностями Эспады. Стопы и колени у всех болтаются, о выворотности речи нет -- любая позиция стремится к шестой.

После этого паноптикума концерт ансамбля средневековой музыки Laterna Magica, учиненный на новой фестивальной площадке в Евангелистской церкви (сложносочиненное, абсолютно белое, без единой финтифлюшки пространство), послужил прямо-таки антидотом. Ансамбль огорошил костомукшан древними сефардскими песнями: их Ольга Комок, возглавляющая эту команду, пела под аккомпанемент всяких аутентичных инструментов вроде редкостной колесной лиры. Народу собралось на удивление много, и слушали внимательно.

Там же, в церкви, за открытыми окнами которой безмолвно торжествовал закат, петербургский Молодежный камерный хор п/у Юлии Хуторецкой продолжил дело «Магики» программой «Эхо -- антифоны». И это вне зависимости от того, насколько безупречно звучали вещи Баха, Шютца, Перголези, Монтеверди, Палестрины, было правильным художественным поступком. Особенно в сравнении с предшествовавшим концерту спектаклем Московского театра Гоголя «Марлени -- стальные прусские девы».

В пьесе Тео Дорна речь идет о гипотетической встрече престарелых Лени Рифеншталь и Марлен Дитрих. В последние полвека на сцене кто с кем только не встречался: то Бах с Генделем, то Нильс Бор с Гейзенбергом. Однако сами по себе имена выведенных персонажей еще не делают ножку маленькой, а драматургию хорошей. Это самое «Марлени» -- томительная, вялая, кашеобразная, к тому же несносно пошлая ерунда. Светлана Брагарник изображает Дитрих во всеоружии антрепризных приемчиков: то жмет старческую характерность, то вовсе бросает. Главное тут -- аплодисменты, пожирней подать репризы и антре в новом костюме. Светлана Крючкова в силу недоразумения оказалась Рифеншталь. Играет она ужасающе, но даже и обвинить ее в этом не могу. Представьте, что на роль Пушкина назначат двухметрового пятидесятилетнего блондина -- может быть, если он еще и гений, получится убедительно. Но Крючкова артистка хоть и хорошая (в некоторых ролях), но никак не гениальная. И Рифеншталь -- просто не в ее средствах.

Напротив ДК «Дружба» имеется торговый центр «Славяне». Там вывешены фотографии разных людей с именами и адресами. Сверху подпись: «Сегодня они украли у нас, завтра украдут у вас». Прусские дивы украли у нас полтора невозвратных часа единственной жизни -- хорошо бы славянское know how борьбы с воровством распространить на театр.

Если признать «еще академическое, но уже доступное» за середину, то правее будет располагаться следование консервативным вкусам публики, а левее -- радикализм. Все это было представлено в финальном гала-концерте. Гориболь привез в Костомукшу программу «Круг песен Вениамина Баснера», которую в прошлом сезоне давали в Малом зале Петербургской филармонии. Но изменился состав вокалистов: теперь к Ларисе Костюк и Михаилу Давыдову прибавились Юлия Корпачева и Яна Иванилова. Что оказалось гораздо, гораздо лучше! Необыкновенно обаятельная Иванилова пела баснеровские хиты («Белой акации гроздья душистые» и т.п.) с прелестной естественностью. А потаенно-трагический голос Корпачевой заставлял что-то сжиматься в груди на, представьте себе, «Березовом соке» и «С чего начинается Родина». Гориболь и компания играли исключительно, исчерпывающе хорошо.

Потом было несколько опусов Десятникова, Laterna Magica и хор Хуторецкой. Но были и Крючкова со стихами, и консерваторское па-де-де. Потому что откуда-то известно: на фестивале всенепременно нужны балет и драматические актеры. Но на каких скрижалях Моисеевых это записано? Если на хороший балетный и драматический спектакли нет денег или еще почему-то их нельзя привезти -- долой эти жанры вовсе. Между бескомпромиссно-прекрасным музицированием и потаканием заблуждениям непросвещенного зрителя (будто если в пачках и на пуантах -- то и балет) и его любви разглядывать тех, кого он видел в кино, -- концептуальное противоречие. Будем надеяться, разрешимое.