О том, ради чего такие грошовые процессы и стоит ли россиянам следовать примеру профессиональных кверулянтов «Времени новостей» рассказывает руководитель общественного объединения «Сутяжник» Сергей БЕЛЯЕВ.

-- Сергей Иванович, ваша организация знаменита своими копеечными процессами по поводам, на которые простые люди не обратили бы даже внимания. Там, где обычный человек просто ругается и идет дальше, вы направляетесь в суд. Есть ли польза от этих процессов?

-- Ну вообще-то наша деятельность не ограничивается мелкими бытовыми делами. Но в любом случае мы выбираем только прецедентные процессы, решения по которым могут изменить отношение общества к его собственным правам. Люди должны знать, на что они имеют право, как обязаны вести себя власти, как действительно действующее законодательство регулирует те или иные стороны нашей жизни.

А иногда нам удается подтолкнуть и самого законодателя к принятию весьма важных решений, что признается в письмах официальных лиц, поступающих на наш адрес. Например, недавно Свердловская областная дума внесла изменения в порядок формирования квалификационных коллегий судей. У нас нарушалось федеральное законодательство, предусматривающее возможность широкого участия общественности в работе коллегий. Мы обжаловали региональные акты, писали письма в различные инстанции, и в итоге областные правила формирования ККС приведены в соответствие с федеральными. Или еще один пример -- мы видим, как нарушается Конституция, когда с иностранца в музее или в гостинице берут в несколько раз больше, чем с россиянина. И мы беремся за это, и в нашей области такая дискриминация устранена.

-- Какие дела, выигранные «Сутяжником», вы считаете своими главными достижениями?

-- Ну это, конечно, процесс, выигранный нами в Страсбурге и касавшийся принудительного психиатрического лечения. Несколько дел, выигранных в Конституционном суде, касавшихся процедуры назначения принудительной судебно-медицинской экспертизы. Нам удалось приложить руку к отмене переэкзаменовки при получении прав при обмене утраченного водительского удостоверения.

-- Вы решаете конкретные проблемы, но как вам кажется, меняется ли что-то в лучшую сторону в области судебной защиты прав, меняется ли отношение государства? Проще или сложнее вам становится работать?

-- Жизнь многогранна, что-то становится лучше, что-то хуже. Например, судьи сегодня уже не осмеливаются не пропустить журналиста на заседание. А раньше журналистов не просто удаляли, а запрещали, скажем, вести аудиозапись и даже стенографировать ход процесса. Судьи буквально удаляли из зала, если, например, не отдашь ручку судебному приставу. Но на смену этих порокам, болезням приходят другие -- например, поразительная гибкость системы в плохом смысле этого слова, ее умение приспосабливать под себя даже самые демократические нормы законодательства. Впрочем, это, наверное, проблема не только и не столько правосудия, сколько всей нашей власти на федеральном, региональном и муниципальном уровне.

-- А какие проблемы судебной системы вы считаете наиболее серьезными?

-- Главный порок системы -- это ее очень сильная закрытость, клановость и бесконтрольность со стороны общества. Да, представители общественности включены в квалификационные коллегии, но почему-то правосудие не становится более справедливым и либеральным. Судьи сами решают, как им наказывать коллег, часто страдают невиновные, а те, кто вообще не достоин носить мантию, продолжают отправлять правосудие. Ведь только от председателя суда или от совета судей зависит, начнет ли квалификационная коллегия рассматривать заявление гражданина о недостойном поведении судьи. К сожалению, такая замкнутость корпорации не идет ей на пользу.

Вторая болевая точка правосудия -- это самое бедственное положение c кадрами. Можно принимать любые законы, проводить самые радикальные и демократично смотрящиеся на бумаге реформы, но все эти преобразования будут упираться в стену низкой квалификации состава судей. Приходится сталкиваться с удивительным непрофессионализмом судей. И это одна сторона этой проблемы. Другая -- ментальность судей, я бы сказал карающая ментальность, обусловленная системой подбора служителей Фемиды. Ведь правоохранительная система, прокуратура и адвокатура былых времен сегодня трудоустроена в мировой юстиции, в федеральных судах. На этих людей не нужно даже оказывать давление, им не нужны звонки сверху, чтобы понять, какое решение надо принять -- «телефонное право» у них в крови, в головах, они дрессированы на него, как собака на лампочку Павлова. Другой источник кадров -- секретари, которые учились на вечернем отделении, так что на науку у них времени немного оставалось. Зато вместо нее они учились у действующих судей, то есть лепили себя по их образу и подобию. Об этом уже немало сказано, но мало что меняется. Все все видят, все все понимают, но ничего не делают.

Я не говорю, что все судьи такие, есть члены корпорации, которыми могла бы гордиться судебная система любой страны, есть великолепные профессионалы, но проблема такая существует. Поэтому я считаю, что можно было бы вернуться к идее, высказанной в первые годы судебных реформ, еще в начале 90-х. Тогда было принято казавшееся спорным, но оказавшееся верным решение брать в судьи прямо со студенческой скамьи, пока молодые юристы еще не испорчены коррупцией, системой, когда у них еще есть желание работать, и работать не так, как начальство прикажет, а как их учили в институте.

И третья проблема -- это персональная безответственность судей за совершенные ими проступки. Я говорю не о вынесении изначально незаконных решений, не о взятках, а о банальном игнорировании принципов права, Конституции, Европейской конвенции о защите прав человека. Мы знаем, что Россия проиграла ряд процессов в Страсбурге, выплатила значительные денежные компенсации, а что еще важнее -- подверглась официальному осуждению со стороны международного сообщества. А это уже удар по авторитету страны. Но российские судьи, которые приняли решения, ставшие основанием для обращения в Страсбург, продолжают работать. И ведь дело не в ошибке конкретного судьи -- для обращения в Страсбург нужно пройти еще и кассационную инстанцию, а значит, эти ошибки, которые, в общем-то, неизбежны, подтвердила вся система, вся сложившаяся в нашей стране практика, которая, несмотря на эти процессы в Европе, не меняются. Следовательно, Россию будут продолжать наказывать, мы будем платить, а главное -- Европейская конвенция в нашей стране работать не будет. Ведь ее цель не просто защищать права людей, а еще и способствовать развитию национальной судебной системы. Именно поэтому в ней предусмотрен принцип субсидиарности. Европейский суд вступает в дело только тогда, когда человек не нашел защиту в своей стране.

-- Если у нас такая система, то что вы посоветуете гражданам, которые столкнулись с нарушением их прав? Ведь большинство не пойдут в суд, если с них потребовали деньги в вокзальном туалете или магазин отказался принять обратно протекающие сапоги, чиновник не принял документы. В суд идут только с серьезными проблемами, в крайнем случае. И действительно стоит ли тратить время и нервы на процесс в условиях нашей судебной системы?

-- На эту проблему можно посмотреть с разных точек зрения. В идеале человек должен знать свои права и уметь защищать их. Вас снова и снова будут обсчитывать, игнорировать, оскорблять, если не будете давать сдачи. И могу сказать по своему не самому бедному опыту, что тот, кто хочет и действует, добьется своего. А те, у кого не хватает характера, обречены на роль жертвы.

-- Наверное, не стоит так уж записывать всех россиян в жертвы. Может, человек просто не хочет связываться по пустякам, дорожит своим рабочим временем?

-- Технология самозащиты бывает разная. Кто-то устраняется от конфликта, если он того не стоит, ставит психологический барьер, предпочитает сэкономить время. Другие не намерены мириться и часто добиваются своего. И не стоит сразу отказываться от борьбы, даже не попробовав постоять за себя. В любом случае есть какие-то основополагающие права, которые нужно знать и защищать. К тому же необязательно самому таскаться по судам, для этого есть адвокаты, юристы, правозащитники.

-- Но именно они часто советуют постараться решить все миром.

-- И я тоже посоветую. Если организация готова добровольно признать свою ошибку, загладить вину, компенсировать убытки, то, конечно, не нужно начинать тяжбу. Но ведь такие переговоры -- это уже начало защиты своих прав.

-- Часто можно услышать про название такой болезни, как синдром сутяжничества. Психологи, правда, говорят, что такого научного термина не существует. Вас не называли психически больным?

-- Конечно, называли. И хочу вам сказать, что это даже позиция государства. Есть инструкции по делопроизводству для работников аппарата судов. И в этих документах говорится, как отвадить таких вот больных, которые слишком часто появляются в судах с различного рода исками и жалобами. Так что нам к этому не привыкать, хотя, конечно, у нас уже есть определенный авторитет, есть признание, где-то нас недолюбливают, а где-то относятся уже с уважением.

-- Но ведь есть действительно нездоровые люди, которые целыми днями только и делают, что судятся. Вспомните мистера Френкленда из «Собаки Баскервилей», который «судился исключительно ради собственного удовольствия» и хотел привлечь к ответственности доктора Мортимера за то, что тот разрыл могилу неолитического человека, не заручившись согласием ближайших родственников погребенного.

-- Ну, конечно, есть больные люди, хотя я с уважением отношусь к тем, кто не боится защищаться. Вы поймите, что суд для того и существует, чтобы отсеять необоснованные жалобы и сказать свое слово, где оно необходимо. Да, есть пустые дела, но пусть лучше суд рассмотрит десять пустых дел, но не устранится от защиты права там, где оно было действительно нарушено.

ВАШЕ МНЕНИЕ