Детский музыкальный театр имени Наталии Сац выпустил премьеру -- вечер одноактовок «Ритмы любви». До того в балетном репертуаре «взрослых» спектаклей не было -- театр Сац, в опере допустив проникновение на сцену значимой музыки («Евгений Онегин» и «Мадам Баттерфляй»), в балете собирал творения советских композиторов, писавших специально для детей. Но и до детского театра добирается реальное время -- и там дают постановку молодым хореографам.

Александр Петухов ставит равелевское «Болеро», Анатолий Емельянов -- «Кармен-сюиту». Совсем дебютантами этих балетмейстеров не назовешь: у каждого в биографии уже есть по одному спектаклю. Петухов пять лет назад сделал в Большом унылую «Бессонницу», Емельянов в начале прошлого сезона учредил театр «Корона русского балета» и выпустил там спектакль «Встречные ветра» (Москва смеялась над «хореографическим истолкованием философии Василия Розанова»). То есть «Ритмы любви» многого не обещали. И народу на премьере было мало -- но тот, кто на спектакль пришел, вряд ли пожалел о своем решении.

Фонограмму «Болеро» Петухов запустил два раза подряд и, собственно говоря, поставил не один, а два небольших спектакля. Действующие лица в них одни и те же -- балетная труппа театра. Голая сцена, на темном заднике голубой земной шар. Артисты одеты так, как будто пришли утром на класс: кто-то в темном рабочем комбинезончике, кто-то в сияющем наряде. Все-таки лишь «как будто» -- краски слишком ярки, никаких мешков на коленях. Это не класс, это класс-концерт -- редкий и почтенный балетный жанр. Соскучившиеся танцевать рыбок и птичек артисты азартно играют в классическую труппу -- аккуратно бросают батманы у невидимого станка, в прыжках просвистывают диагонали, с упоением вертят фуэте. Иногда вдруг начиная играть «отношения» -- вот одна из девиц внезапно взрыдала на плече у молодого человека, вот другой молодой человек, аккуратно разворачивая примадонну, в тот же момент переглядывается с приятелем и насмешливо пожимает плечами... Но секунда -- и все снова вернулись к работе. Проза балетного урока легко превращается в поэзию -- Петухов далеко не первый, кто это заметил, но он внятно и честно это обыграл.

Во второй части хореограф решил противопоставить искусство и жизнь. На заднике уже не земной шар, но золото плавящегося металла, заводские конструкции. И в пластике не прохлада строгой графики, но накал акробатики; тут же обозначено томление плоти (танцовщики скачут на месте, схватив себя за причинные места), обмен пощечинами и укладывание девушки в финале под пирамиду из партнеров. Но вот что занятно: когда балетмейстер делал класс-концерт, он был на удивление свободен от знаменитого бежаровского балета, поставленного на ту же музыку; когда же ему потребовалось изобразить страсть -- знакомые круговые мизансцены выросли будто сами собой. То есть с «искусством» у Петухова все было хорошо, с «жизнью» как-то не очень. Может, только «искусством» и стоило ограничиться?

Емельянов, сотворивший «Кармен-сюиту», вышивал по проверенной канве: ни одного незнакомого движения в его премьере не было. Тореадор (Сергей Теплов) выставлял руки шпажками, Кармен (Елена Музыка) покачивала бедрами. Единственным новшеством был Бык, появившийся вместо обитавшего в прежних балетах Рока, -- в костюме с рогами на сцену вышел сам хореограф. Доброго слова этот пережеванный и переваренный текст (Алонсо, капелька Матса Эка и щедрая горсть «Дон Кихота») не заслуживал бы вовсе, если бы не Кармен.

Елена Музыка танцевала не женщину-судьбу a la Майя Плисецкая, но современную девчонку, простецкую, органичную, как кошка, в каждом движении. Длинноногая, набычившаяся, угрожающе выставляющая вперед челюсть Кармен кидалась в драку с табачницей как пэтэушница -- отчаянно и страшно. Эта коротко стриженная девица терлась спиной о грудь Хозе, сползала по нему, через минуту валялась в ногах у тореадора -- и все это с той естественностью, что и создает дикое обаяние Кармен. Именно эта ее естественность и стала главным достоянием спектакля -- не самого удачного, но все же важного эксперимента театра имени Сац.