Приятно, когда мечты сбываются. Накануне Нового года мы все гадали о событиях, которые могут порадовать. Я, помнится, отдал свой голос за успех русской версии «Москвы--Берлина». И эврика! Москва с Берлином снова встретились, их диалог вышел прелюбопытным и мастерски срежиссированным.

Упреки главному куратору немецкой версии выставки Юргену Хартену состояли в том, что он традиционному для подобных мегапроектов принципу исторического объективизма предпочел субъективную идею далековатых сближений. То есть в одном зале могли поместить работы Кулика, Уорхола, Комара и Меламида и предложить зрителю выстроить собственную модель их интерпретации (кто хочет, берет за основу принцип цветового пятна, кто хочет -- понятие «поп-арт», никаких ограничений). Русских и западных специалистов такая непривычная свобода и неуловимая логика композиции выставки весьма раздражала. Некоторые простодушно назвали то, что видели в Берлине, «кашей». И требовалось проявить достаточную силу воли и профессионализм, чтобы защитить принцип «далековатых сближений» уже в московской версии проекта. Русская команда кураторов (Павел Хорошилов, Катя Деготь и Виктор Мизиано) его проявили и защитили. И более того, смогли вытащить из этого принципа то, что оказалось погребенным под грудой дискретных фрагментов берлинской версии, -- идею культуры как личностного, интимного высказывания. Русская «Москва--Берлин» стала очной ставкой без обвиняемых.

Для того чтобы вытащить эту идею, потребовалась более жесткая концептуальная конструкция. Помогло ограничение пространства и времени. Берлинская версия растекалась океаном по огромному дворцу. Московская въехала в двенадцать залов Исторического музея. И эти залы стали лейтмотивами всей выставки. Траекторию движения по ним можно уподобить супрематической композиции Малевича. Каждый зал -- это прямоугольник комнатки, где ведется диалог по одной социокультурной проблеме, от «Возвышенного» до «Тревожного». Но комнатки нанизаны на векторную ось времени, поэтому каждая проблема синхронизирована в соответствии с общим хронотопом второй половины XX века.

Для меня выставка стала связным рассказом. Две культуры сначала маркируют внутри себя территорию, зараженную мифами массового сознания. Потом отторгают ее от себя. Потом пространство коммуникации с социумом сжимается в точку. Кульминация здесь -- инсталляция «Человек, улетевший в космос из своей комнаты» Ильи Кабакова и инсталляция «Белая комната» Марселя Бротарса, где категории эстетического восприятия изображены в виде надписей на панелях неоклассической комнаты. Воображай что хочешь. Никакого насилия. Ответ держать перед самим собой.

Далее две культуры проговариваются о том, что бедный человеческий мозг опять оказался мишенью -- виртуальных миров и медиальных конструкций. Неизбежность насилия (последней подлинности) в мире симулякров, в мире реального шоу стало темой отличных работ Ребекки Хорн, Гюнтера Юкера. И в последнем, сороковом зале -- «тревожное примирение» культуры официальной и культуры альтернативной. Сданная в пять роскошных архивных папок (каждая -- выше человеческого роста) «История русского искусства от авангарда до московской школы концептуализма» Вадима Захарова стоит прямо напротив окна с видом на Красную площадь, кремлевские куранты, Мавзолей и собор Василия Блаженного. Ставки сделаны. Играем дальше.

Хорош разработанный Евгением Ассом дизайн выставки. Он не становится отдельным, пусть даже эффектным, экспонатом. Он всего лишь фокусирует внимание, помогает сосредоточиться на интриге напряженного диалога культур. Белые стены. Чистое пространство. Тс-с-с... Очная ставка у нас.

«Выставку можно назвать грандиозной»

Борис ОРЛОВ, художник-концептуалист, участник берлинской версии проекта

-- Эта выставка совершенно не похожа на берлинскую. Первое ощущение -- очень нравится. Да, в Берлине по отношению к русскому искусству ситуация была даже более комплиментарная (например, мою инсталляцию показывали аж в отдельном зале). Хозяева потеснились сами и вежливо уделили нам максимум внимания. И все же возникало множество вопросов. В московской версии диалог двух культур вышел куда более убедительным. Считаю, что выставку можно назвать грандиозной. Она поможет преодолеть комплекс неполноценности русского искусства.