Фильм Мела Гибсона "Страсти Христовы" в прокат выйдет только через две недели, но о нем уже столько разговоров, что единственный показ этой картины на фестивале "Лики любви" вызвал откликов больше, чем весь конкурс.

Самый известный факт, связанный с этим фильмом, -- небывалый коммерческий успех. Причем успех неожиданный -- Гибсону отказали в поддержке все крупные компании, и он снимал фильм практически на свои деньги. Тем не менее в первый уикенд картина собрала рекордное количество зрителей, опередив «Возвращение короля» (76,2 млн долл. против 72,7). Скандальные новости стали поступать еще до премьеры. "Страсти Христовы" должны были показать на ватиканском фестивале, не показали, пресса возбудилась, но выяснилось, что Гибсон решил кое-что перемонтировать. Наконец Папа Римский посмотрел фильм и выразил одобрение.

Однако и после этого в традиционно католической Франции продюсеры отказываются покупать фильм, что вызывает протесты интеллигенции. Отказались фильм показывать и в Израиле: первосвященник и старейшины у Гибсона оказываются пренеприятными людьми, что обидно для страны, в которой господствующей религией является иудаизм. По выходе фильма главный раввин Израиля призвал Иоанна Павла Второго вновь обнародовать позицию католической церкви по еврейскому вопросу, опасаясь, что картина вызовет волну антисемитизма. В Интернете появляются заявления типа: "Заплатить 35 шекелей за просмотр такого фильма -- все равно, что прямиком пожертвовать их ХАМАС!"

Да и в самой Америке тоже было много выступлений с обвинениями Гибсона в антисемитизме. Возможно, они даже подогрели интерес к картине: длительная политкорректная диета провоцирует у масс инфантильное желание безнаказанно поприсутствовать при нарушении запретов, и тогда -- как у нас при советской власти -- даже в самых невинных вещах можно увидеть крамолу. Тем не менее поддержка церковных иерархов сделала фильм привлекательным для многих людей, которые обычно в кино не ходят. Церковные общины покупали билеты для прихожан, устраивали коллективные походы в кино.

С другой стороны, обычные посетители кинотеатров тоже не проигнорировали творение Гибсона. Во-первых, его предыдущий успех -- пять «Оскаров» за «Отважное сердце» -- еще не забыт и обещает сильное зрелище. Во-вторых, впереди фильма бежала молва о предельном натурализме, с которым в нем изображаются страдания Христа. На одном из первых сеансов некой зрительнице стало плохо, ее увезли с сердечным приступом, позже дама скончалась. Испокон веков зрелище насилия обладает для многих людей специфической притягательностью, но если обычно созерцание жесткости встречает сопротивление внутреннего цензора, то здесь сакральный сюжет как бы защищает зрителя. Ведь не на бессмысленное мочилово глядим, а на муки Спасителя, претерпевшего за весь мир, и если Он терпел, то как нам глаза отвести?

Конечно, говоря о фильме, в котором подробно показан крестный путь, нельзя не учитывать общего контекста отношений к христианству. Нельзя не обратить внимание на то, что верующие христиане воспримут картину одним образом, атеисты -- другим, верующие других конфессий -- третьим, а отношение людей образованных, знающих весь комплекс проблем, связанных с трактовками Евангелия, будет отличаться от простодушного восприятия тех, кто сюжет о Христе знает в общих чертах.

Приступая к съемкам, Гибсон понимал, что его работу ждет непростой прием, но он выбрал тему сознательно, сам участвовал в написании сценария, изучал источники, стараясь сделать повествование как можно более правдивым. Он решился на неслыханный для Америки ход -- герои говорят на арамейском и латыни, даже появление титров -- уступка режиссера, поначалу желавшего, чтобы зрители следили за знакомым сюжетом без перевода. (Для российского проката титры сделаны на основе канонического перевода, за исключением, разумеется, тех фраз, принадлежащих второстепенным героям, которых в Священном Писании нет.)

С тем же стремлением к правдоподобию сняты и сцены страданий Христа. Сюжет страстей Господних -- один из самых распространенных в живописи. Невозможно перечесть всех художников, изображавших путь на Голгофу, бичевание Христа, распятие, снятие с креста, но фильм имеет возможность показать все это подробно. Поэтому полтора часа из двух на экране очень натурально Иисуса бьют: руками, палками, плетьми, камнями -- мы видим, как заплывает подбитый глаз, как покрывается кровью тело, как распухает лицо, как вбивают в плоть гвоздь, слышим, как хрустят кости распинаемого.

На все это смотреть мучительно, даже когда опытным глазом замечаешь бутафорский блеск ужасных шрамов и видишь пластиковые нашлепки на веках. Зритель невольно оказывается внутри происходящего, что, возможно, близко замыслу Гибсона. Режиссер предлагает нам как бы реальное присутствие при евангельских событиях, с тем чтобы мы прониклись их смыслом и, увидев страдания Иисуса, сердцем поднялись до понимания его высокого предназначения.

Следуя традициям старинных мистерий, одним из персонажей Гибсон делает дьявола, сталкивая Христа с сатаной впервые в Гефсиманском саду и потом пуская это странное, безбровое и бесполое существо по следу страдальца. Сцена отчаяния дьявола в аду после распятия и воскресения -- одна из самых эффектных. Гибсон использует все основные голливудские трюки -- от замедленных съемкой движений стражников до современных шумовых эффектов, грима, комбинированных съемок и прочего. Делает он это добросовестно и старательно, следуя наилучшим побуждениям, что вызывает уважение к его труду.

Но вот что смущает меня -- в пространстве фильма, очень конкретного и простодушного, вообще нет места для осознания смысла учения Христа. Иисус проповедует -- в его воспоминаниях и в воспоминаниях учеников мы видим сцены тайной вечери, нагорной проповеди, но все это очень кратко, доступно только для тех, кто хорошо знаком с подробностями, чье отношение к происходящему давно определено. То есть для тех, кто глубоко внедрен в христианскую культуру, вне зависимости от степени веры.

В России же большинство людей знает все это приблизительно, христианская проблематика еще не вернулась в массовое сознание на уровне церковной практики и давно отсутствует в светском обиходе. У нас вполне возможно как полное незнание священной истории, так и знание поверхностное, не предполагающее понимание сути происходящего. Так вот, боюсь, из фильма эти люди так и не поймут, во имя чего так страдал Иисус. Крепость его духа очевидна, а вот смысл деяний -- остается за кадром.

В связи с этим возникает еще одна проблема -- истинно религиозное сознание имеет дело с очень серьезными вещами. Если вера крепка, то веротерпимость -- грех, ибо нельзя терпеть искажение истины, за истину требуется бороться и погибать, а двух истин быть не может. У первосвященника была своя правда, и она не предполагала правоты Иисуса, зато, приняв сторону Иисуса, нельзя оставаться частично и на противоположной стороне. Не мир, но меч принес я, говорил Хритос, и тут мы вступаем на почву очень опасную, ибо любая вера, если считает себя истинной, требует активного вмешательства в мирские дела. Наше общество сегодня ни тепло, ни холодно, оно пока равнодушно, но что будет, если оно определится, да еще не целиком, а частями, и каждая часть встанет за свою правду?

Фильм Гибсона выйдет в прокат 8 апреля. И не малым количеством копий, а вполне широким экраном. Увидит ли в нем российский зритель диковинку с Запада или примет близко к сердцу, задумавшись над тем кругом проблем, думать над которыми у нас не слишком принято? Мне кажется, что эта картина должна стать поводом для дискуссий о многих важных вещах, которые до сих пор нами не проговорены и не осмыслены. Именно поэтому, кстати, ни один из современных российских фильмов не смог вызвать общественного волнения. Возможно, это удастся не совершенному, но честному американскому блокбастеру.