Обновленная звуковерсия фильма Сергея Эйзенштейна "Александр Невский", показанная на новой сцене Большого театра в живом сопровождении оркестра Берлинского радио и капеллы Юрлова под управлением 38-летнего дирижера Франка Штробеля, -- несомненная удача программы двухлетнего культурного диалога Германии и России. После прошлогодней стартовой демонстрации в берлинском Концертхаузе этот проект ехал к нам уже воспетым европейской критикой, давшей премию Deutche Schallplattenkritik за новую запись (фирма Delta Musik GmbH) оригинального варианта музыки Сергея Прокофьева к фильму "Александр Невский".

Говоря по сути, немцы сделали максимально полную реконструкцию авторского сопровождения к фильму, траченному временем до столь знакомых нам "плавающего" оркестра и речевых трещин. Слава богу, что написанная в 1939 году одноименная кантата Прокофьева смогла пережить свой первоисточник -- музыку к фильму. Кантата эта долго служила единственным материалом для аранжировок музыки к хрестоматийной ленте. Кстати, один из последних опытов фоногаммы -- именно на основе кантаты -- датирован 1999 годом, когда Юрий Темирканов с оркестром Санкт-Петербургской филармонии осуществил полный цикл восстановления музыки "Александра Невского", вплоть до выпуска ее на DVD.

Специалист по киномузыке Франк Штробель -- вот уж хвала пресловутой немецкой дотошности -- пошел дальше. Он вытащил из архивов глинкинского музея и РГАЛИ фильмовые наброски Прокофьева и провел всю музыкальную наличность через сложный конвейер цифровых технологий. Чистка и синхронизация звука, подтягивание тональностей, наращивание колокольных звонов еще не все его ухищрения. Как-то почувствовалось внимание Штробеля к самому методу сотрудничества Эйзенштейна и Прокофьева, когда под композиторский черновик снимался кадр, а потом, наоборот, под готовые кадры музыку писали набело. Взаимопрорастание индивидуальностей, так сказать. Причем условия работы были нешутейными: пять месяцев на все про все, чтобы фильм вышел, а еще через девять месяцев после премьеры -- запрет на показ (из-за дипломатического Пакта о ненападении). Потом, как известно, фильм вернули ввиду острой идеологической необходимости -- война.

Удивительно, что все это так или иначе оказалось важным в современной Москве. Публика, поначалу похохатывая на диалогах вроде: "-- Не с Ордой, с немцем воевать надо! -- Ну немец так немец...", по мере просмотра менялась лицом. И носы хлюпали под хор "Вставайте, люди русские". И сердце стучало в ритм русской коннице. Попутные соображения, мол, куда делась резкая мелодия жалеек или знаменитое начало женской арии "Я пойду по полю белому", конечно, допустимы. Как допустима и критика все-таки неидеальных местами синхронов или, если уж по гамбургскому счету, оркестровых наползаний на кадровый текст. Однако брутальность (заслуга дирижера) и жизненность (заслуга оркестра) обновленной музыки Прокофьева подвели к тому, что лично я бы назвала острым чувством культурной неполноценности. В том смысле, что очень уж завидно сознавать, что реставрацией очень небольшой, но важной детали советской музыкальной классики занимались не мы, а наши партнеры по культурному диалогу.