Экспозиция, что представлена в двух древних палатах Андроникова монастыря, является подлинной сенсацией. Она способна сильно скорректировать, а в некоторых случаях радикально изменить сложившиеся представления об истории русского искусства.

На выставке, где 165 икон из 33 личных собраний, теряешь дар речи. Простосердечная, смиренная гениальность древнерусской живописи заставляет и тебя немотствовать, не транжирить впечатления, не разменивать их щедрую целокупность на отдельные приблизительные реплики о «сияющих красках» или «одухотворенных ликах». Так что о красоте икон -- по умолчанию. Поговорим лучше о других героях выставки -- коллекционерах.

Первая после 1917 года выставка древнерусской живописи из частных собраний была организована в Музее Андрея Рублева 30 лет назад. По словам кураторов нынешней экспозиции Наталии Комашко и Виктора Сорокатого, тогда, в 1974 году, был сделан первый шаг на пути легализации частных коллекций. Сегодня можно признать: многие коллекционеры иконописи оказались культуртрегерами. Ведь именно благодаря спасенным ими моленным образам разных эпох историю русского искусства требуется переписывать заново.

Ангажированные вульгарно-социологическим методом мэтры советского искусствознания отказывались от объемной, стереоскопической оптики в пользу шор, одолженных у позитивистов и марксистов. Потому в советской науке выстраивалась некая прогрессистская модель: иконопись, как и все древнерусское искусство, ассоциировалось с предрассудками и регрессом, а появившееся с XVIII столетия светское искусство -- с прогрессивным, правильным путем, освященным и освещенным звездой победившего в СССР социалистического реализма.

Найденное советскими историками для характеристики переходной, от Средних веков к Новому времени, эпохи дрянное словцо «обмирщение» стало умерщвлением целых глав художественной летописи России. В советские годы церковное наследие уничтожалось варварски и безжалостно. После физической расправы вычеркивались из памяти фрески, иконы конца XVII, а особенно XVIII и XIX веков. Пестовали только часто вторичную по отношению к Европе светскую живопись. И будто бы нарочно забывали о том, что главные светские живописцы «осьмнадцатого столетия» Боровиковский, Левицкий по образованию были иконописцами, оставили моленные образы, созданные специально по церковному заказу.

Помимо частично уцелевшего вопреки официальной идеологии "несветского" XVIII века коллекционеры восстановили справедливость и в отношении истории народной иконописи, нарядной, светоносной, подробно-разговорчивой. Пусть не считают себя всезнайками и спецы по более изученной иконописи XIV--XVII веков. Даже им неведомы широта иконографического репертуара известных библейских сюжетов, разнообразие технологии средневековой живописи.

Отдельная тема -- сам процесс пополнения коллекции. У каждого собирателя своя история и свое кредо. В советские годы приобретения церковной живописи чаще всего делались во время путешествий по России. Коллекционер древней христианской скульптуры реставратор Вячеслав Момот во время таких путешествий сделал много интересных наблюдений об отношении живущих в глухих деревеньках крестьян к религиозной скульптуре, отношении сложном, и сострадательно-христианском, и тотемно-языческом. В одной избе девочка укачивала древнюю деревянную фигуру Христа как любимую куклу. На настоящую куклу Мамот скульптуру и поменял. В деревенском храме на фигуре Святителя Николая были надеты искусно сшитые шапочка-ушанка и валенки. В храме зимой холодно, жители позаботились о любимом святом.

Модную тему артрынка в разговоре о новой выставке тоже никак не минуешь. По словам кураторов, и в этом секторе коллекционеры делают доброе дело: «Все меньше русских икон высокой ценности стало продаваться на зарубежных аукционах -- наконец-то лучшие произведения чаще стали оставаться в своем отечестве и иногда, даже побывав за границей, возвращаться на родину».

Главный итог визита на выставку икон сформулировал коллекционер-художник Николай Панитков. Это приобретение «позитивной энергии непонимания» -- наследницы по прямой «Ученого незнания» Николая Кузанского, единственно честной, приличной позиции в общении человека с Богом.