Российское правосудие продемонстрировало, что не всех кавказских поэтов -- участников войны против России ждет участь взорванного в Катаре Зелимхана Яндарбиева. Вчера Верховный суд Дагестана вынес приговор по делу менее известного «поэта кавказской революции» 72-летнего Адалло Алиева.

Г-н Алиев, которого часть участников судебного процесса объявила чуть ли не дагестанским Эзрой Паундом, находился в розыске с осени 1999 года и, несмотря на преклонный возраст, обвинялся в участии в вооруженном мятеже и незаконных вооруженных формированиях. В июле этого года он сам явился с повинной в дагестанскую милицию. Теперь суд приговорил его к восьми годам лишения свободы условно, поэтому поэт остался на свободе и теперь спокойно живет дома. Судьи учли-таки его годы. «Я стою перед временем, как / Осужденный стоит перед плахой», -- написано в одном из стихотворений поэта.

Близкий знакомый Адалло Алиева журналист и правозащитник Абдурашид Саидов, по его собственным словам, потратил немало сил и времени для того, чтобы «урегулировать отношения этого человека с государством». «Нынешний приговор -- это мудрое решение судей и руководства республики, -- сказал он «Времени новостей». -- Им хватило такта не ломать кости 72-летнему старику. Я очень хочу надеяться, что это решение послужит хорошим примером снисхождения к людям из того стана, непричастным к кровопролитию и злодеяниям».

В том, что г-н Алиев принадлежал к «тому стану», сомнений нет: в конце 90-х он был одним из членов так называемого конгресса мусульман Ичкерии и Дагестана и активно выступал за независимость Чечни от России. До августа 1999 года дагестанские власти не проявляли чрезмерного интереса к его персоне -- тем более что, по словам г-на Саидова, в дагестано-ичкерийском конгрессе тогда состояли многие влиятельные лица республики. Все изменилось после начала войны, когда дагестанские экстремисты при поддержке чеченских боевиков заняли несколько сел в горном Дагестане. Адалло Алиева сразу отнесли к главным идеологам вторжения. Он действительно хорошо знал многих руководителей экстремистского подполья, в том числе знаменитого лидера местных ваххабитов Багаутдина Дагестанни. Но, по словам Абдурашида Саидова, сам никогда не участвовал в каких-либо вооруженных формированиях.

«Начало войны застало его в Чечне, -- рассказывает г-н Саидов. -- Он попытался вернуться в Дагестан, чтобы встретиться по эту сторону границы с теми, кто осуществил вторжение, и попытаться убедить их в неправоте. Но уже в Хасавюрте ему стало ясно, что этой встречи не допустят. Затем начались угрозы в его адрес, призывы выдать его милиции. А в октябре 1999 года его объявили в международный розыск по линии Интерпола. Адалло некоторое время оставался в Чечне, а затем перебрался в Турцию. В июле нынешнего года он прилетел в Махачкалу и сдался властям -- иначе он просто не мог вернуться домой».

В обвинительном заключении, которое зачитал вчера Верховный суд Дагестана, осталась грозная формулировка про то, что «отряды незаконных вооруженных формирований под командованием Шамиля Басаева и гражданина Иордании Хаттаба в августе 1999 года вторглись в Дагестан, руководствуясь призывами А. Алиева к насильственному свержению конституционного строя и установлению исламского государства». Но дагестанские власти, похоже, пока согласились считать эти призывы проявлениями поэтической эксцентрики.

Адалло Алиев рассказал корреспонденту «Времени новостей», что на суде он добивался ясности, в какой мере его выступления пятилетней давности могут считаться причиной нападения на Дагестан. Сам он на этот вопрос отвечает иронично: «Если моих призывов послушались бригадные генералы, то выходит, что я маршал. Говорят, что мой авторитет как поэта был очень велик. Но многие из этих генералов даже не знали, что такое поэт». «В те годы, когда на наших глазах распался СССР и Россия подошла к грани распада, действительно можно было сидеть дома и писать стихи, -- рассказывает г-н Алиев. -- И если бы я сделал так, то не оказался бы под судом. Но можно было еще выйти из дома и хотя бы попытаться перевести процесс неконтролируемого разрушения в русло хотя бы видимости созидания». Вчера Адалло Алиев просил суд не считать ошибки, совершенные им на этом пути, итогом его личной «зловредности»: «Мир большой политики оказался не совместим с миром поэзии», -- резюмировал он и напомнил судьям, что пятилетнее изгнание само по себе было уже достаточно суровым наказанием.

Судьи, видимо, согласились. Тем более что старый интеллигент Адалло Алиев действительно не относится к числу поэтов, активно ведущих вражескую работу с массами, -- в отличие, к примеру, от «бардов сопротивления» Тимура Муцураева, Хасмагомеда Хаджимурадова и Имана Алимсултанова. Они пока не являлись с повинной, точных данных об их судьбе вообще нет, зато кассетами с их песнями про свободу или смерть или про 12 тысяч моджахедов, несмотря на запрет, завалены рынки Дагестана, Чечни и Ингушетии. Характерно, что поют и пишут они почему-то в основном на русском языке -- в отличие от г-на Алиева, который предпочитает родной аварский.

Адалло Алиев немного сожалеет о том, что ему не придется более заниматься активной политической деятельностью: «Даже если я выйду на улицу, чтобы помочь потушить пожар в соседнем доме, мне скажут, что это я его поджог».