Присоединение ко Всемирной торговой организации стало одним из приоритетов российской внешнеэкономической политики. О том, как происходит этот процесс, о достижениях и трудностях обозревателю "Времени новостей" Вере СИТНИНОЙ рассказал глава российской переговорной делегации, директор департамента торговых переговоров Министерства экономического развития и торговли Максим МЕДВЕДКОВ.

-- На днях в Женеве завершилось заседание рабочей группы по присоединению России ко Всемирной торговой организации. Каковы его итоги?

-- Могу сказать, что мы достигли весомых результатов. Мы завершили обсуждение второй редакции доклада, на это нам потребовался значительный период времени, почти год. Секретариат ВТО в течение лета будет с нами работать над третьей версией доклада. Она уже станет основой для завершающего раунда переговоров и для выработки обязательств России по системным вопросам, по вопросам экономической политики и торговли. Так что эта рабочая группа стала для нас очень важным этапом.

-- Обсуждение системных обязательств будет таким же сложным, как переговоры по товарам и услугам? Или это менее болезненные для России вопросы?

-- И да, и нет. Там есть и менее болезненные, и более болезненные вопросы. Один из самых сложных -- это вопрос энергетики, в частности ценообразования на газ. Нам удалось снять его с повестки в переговорах с Евросоюзом, но этот вопрос остается с другими странами. Есть крупный блок вопросов, касающихся инвестиционных мер, связанных с торговлей: это вопросы действия соглашений о разделе продукции; вопросы, связанные с автомобильными соглашениями, предусматривающими инвестиции в российский автопром в обмен на таможенные льготы, и многое другое. Здесь нам надо искать компромисс, потому что эти соглашения не соответствуют нормам ВТО. Надо искать решение, которое будет выгодно для нас и устроит наших партнеров.

-- Насколько завершение переговоров с ЕС изменило ситуацию вокруг вступления России в ВТО?

-- На мой взгляд, это событие дало мощный импульс для всего процесса, и мы это почувствовали здесь, в женевских коридорах. На долю ЕС приходится более 50% нашей торговли, они имеют моральное право «главенствовать» в этом процессе. Это не значит, что мы договоримся с остальными странами на тех же условиях, что и с ЕС, что мы не будем учитывать их интересы. Но это значит, что наши будущие договоренности не будут отличаться от договоренностей с ЕС слишком сильно. Да и процесс теперь пойдет быстрее.

-- Вы как-то говорили, что многие страны сочли: договоренности России с ЕС -- это не высшая, а наоборот, низшая точка. А потому требования некоторых стран к России резко возросли...

-- Это был первый эффект договоренности с ЕС: мол, раз уж мы на это согласились, то им дадут намного больше. Такой эффект действительно был, но у небольшого числа стран. У каждой страны есть свои коммерческие интересы. Но мы должны понять, почему, например, договоренности по рынку финансовых услуг, которые устраивают банки ЕС, не будут устраивать банки других стран. При том, что ЕС -- самый крупный игрок на нашем рынке и останется таковым в ближайшем будущем.

-- В последнее время все чаще можно слышать, что присоединение России к ВТО -- дело решенное. Вы разделяете эту точку зрения или вам видны некие подводные камни в этом процессе?

-- Вопрос даже не в подводных камнях. Большинство из них уже стало надводными. Но говорить, что все вопросы решены или что мы знаем, как они будут решены, неверно. Вопросов много, многие из них требуют значительной экспертной работы. По некоторым вообще неясно, какое решение можно найти.

-- Откуда же такое мнение?

-- Я не знаю. Я честно рассказываю о том прогрессе, который есть, и не скрываю проблем. Но говорить, что переговоры завершены, преждевременно. В ВТО существует правило, что не согласовано ничего, пока не согласовано все. Наш пакет присоединения должен быть согласован со всеми почти 70 странами -- членами нашей группы, у них разные интересы. Это сложный процесс. В любой момент он может изменить свои контуры.

-- С кем сложнее -- с крупными странами типа США или с маленькими, с теми, для кого это может быть единственная возможность потребовать торговых или политических уступок от России?

-- Сложней всего со странами, которые неправильно формулируют свои интересы в этом процессе. Есть несколько государств, которые считают, что за их согласие на присоединение России к ВТО они могут получить все что угодно -- причем не только в сфере торговли, но и в сфере политики. В основном речь идет о тех странах, которые не совсем представляют правила игры в этой организации. Проще всего со странами, у которых есть прагматичный подход и которые не выходят за рамки правил игры.

-- Серьезные возражения против нашего вступления в свое время были у прибалтийских государств, у Молдавии, у Болгарии. Как переговоры с ними выглядят сейчас?

-- Со странами Балтии мы больше переговоры не ведем, они влились в Евросоюз и тем самым договорились с нами. С Грузией, кстати, у нас были серьезные разногласия именно потому, что грузинские коллеги требовали от нас уступок в области политики. Но мы не обсуждаем здесь политику. Пришло новое руководство и эту ситуацию изменило. За две недели мы завершили с ними переговоры. Поэтому более этих проблем нет. С молдавскими коллегами мы тоже на этой недели встречались, у них есть некие проблемы в области двухсторонней торговли, но они находятся в рамках разумного. Я думаю, мы найдем решение. С Болгарией проблемы пока остаются, потому что болгарские друзья требуют от нас уступок, которые мы не дадим никому и никогда. От нас не требует этого ни одна другая страна.

-- Возможно ли вступить в ВТО, если мы договоримся со всеми крупными членами, но не сможем убедить "миноритарных акционеров"?

-- Мы должны найти консенсус со всеми -- это негласное правило. Раньше такие случаи были, и действовало правило квалифицированного большинства. Но теперь нам предстоит завершить переговоры скорее всего со всеми.

-- Знаю, что вы не любите вопросов о сроках вступления, но очередная министерская конференция состоится в следующем году. Насколько важно для нас вступить в ВТО до ее начала?

-- Фактор времени, конечно, играет роль. Конференция не будет окончательной, она будет промежуточной, и переговоры действующего раунда еще продлятся. Если Россия вступает до начала конференции, мы сможем еще участвовать в переговорных раундах и сможем повлиять на выбор решения министерской конференции. Если мы не присоединяемся к ВТО, то будем вынуждены подчиниться принятым решениям -- в них наших интересов не будет, потому что нас там нет. И нам потребуется время, чтобы привести наше законодательство и применение его в практике в соответствии с принятыми решениями. Процесс затянется.

-- Но ведь внутри ВТО тоже нет единства?

-- Внутри ВТО нет единства, но есть желание поиска компромиссов, и я думаю, что при всем порою драматичном развитии ситуации в ВТО компромисс будет найден.

-- Недавняя административная реформа лишила вас статуса заместителя министра. Насколько это повлияло на отношение к вам западных коллег?

-- Пока сложно сказать. Дело в том, что не совсем ясно, что такое в системе международной иерархии «руководитель департамента» российского министерства. Пока коллеги просто пытаются это понять, и реакция появится позже.

-- Но вы не исключаете, что она может быть негативной?

-- Не исключаю. Если бы понижение статуса коснулось всех ведомств, занимающихся международной деятельностью, объяснить это было бы легче. Но, как вы знаете, в МИДе этого не произошло, но произошло у нас, в Минсельхозе, Минпромэнергетики. У наших партнеров может возникнуть ощущение, что Россия не слишком большое значение придает торговым и экономическим переговорам, за которые отвечают эти ведомства. В любом случае вопрос не в должности, а в реальных полномочиях.