Освоение целины, один из самых романтических периодов советской истории, сопровождался ростом социальной напряженности, это было время забастовок, массовых драк, волнений, сигнализировавших о неразрешенных проблемах общества. О том, как советская система реагировала на это, и о том, каким образом целинные земли стали средоточием этих проблем, историк Ольга ЭДЕЛЬМАН побеседовала с заместителем директора Государственного архива Российской Федерации, автором книги "Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе" Владимиром Александровичем КОЗЛОВЫМ.

-- Что послужило причиной начала активной кампании по освоению целины именно в 1954 году? Ведь продовольственные трудности в стране были и до того, да и после?

-- Наступил очевидный продовольственный кризис, связанный как с низким уровнем развития сельского хозяйства вообще, его отсталостью, так и с достаточно быстро разворачивавшимся процессом урбанизации. Где-то в начале 60-х годов, как раз в течение тех пяти-шести лет, пока целину осваивали и получали первые результаты, а параллельно шло массовое, огромное строительство на востоке страны (и на целине в том числе), городское население впервые сравнялось по численности с сельским. Значительное число людей, которые раньше кормили по крайней мере сами себя, теперь оказались в городах, где их надо было кормить. Значит, надо было серьезно увеличить производство зерновых культур. Решение о целине идет в связке с другими процессами, в частности с интенсивным промышленным строительством, то есть освоением не только целины сельскохозяйственной, но и целины индустриальной. Поэтому в принципе "продовольственная проблема" (хотя это более позднее определение Брежнева) тогда действительно назрела. Шли дискуссии о том, куда направить деньги, чтобы получить быстрый результат: либо в центральные районы страны, где уже существовала инфраструктура, либо на целину. В решении о целине проявилась стилистика хрущевской эпохи.

-- Экстенсивность?

-- Нет. Романтическая быстрота. Стремление быстро, рывком решить все проблемы. Я не могу сказать, что эта стилистика была плоха. Очевидно, она каким-то образом соответствовала духу времени. Подобными же рывками решали массу других проблем: космоса, водородной бомбы и т.д. Возникавшие проблемы -- неважно какие -- Хрущев стремился решать достаточно быстро, в каком-то смысле спонтанно, и с этой точки зрения нет большой разницы между, скажем, докладом Хрущева на XX съезде, который был воспринят как некое спонтанное действо, и решением о целине. Нужно или не нужно было осваивать целину -- с моей точки зрения, сейчас обсуждать этот вопрос не имеет никакого смысла. Поэтому примем просто как данность, что целина случилась. Что в силу стечения многих причин именно в этом направлении развивалась политическая мысль советского руководства. Насколько эффективным было это решение, трудно сказать, но ситуативно оно было и не так уж безнадежно, потому что первый быстрый хлеб целины сыграл, очевидно, большую роль в стабилизации хрущевского режима. Все последующие проблемы, связанные с эрозией почв, суховеями, засухами и т.д., -- все они, также в стилистике советской и хрущевской, решались по мере их возникновения, с точки зрения героического преодоления трудностей, которые мы сами себе создали.

-- Эти решения, видимо, были просчитаны не более чем на один-два шага вперед, без учета долгосрочных последствий?

-- После Сталина советское руководство принимало решения в "волейбольном стиле": там допускается только три удара, и мяч надо отправить на чужую сторону. Это не шахматные комбинации. В общем, нормальное развитие советской цивилизации. Любая цивилизация как развивается? Есть вызов -- есть ответ. Есть динамичные ответы. Я плохо себе представляю ответы не динамичные, тогда ответа просто не будет, будет застой, кризис и т.д. Может, из этого правила надо Брежнева исключить, тогда на вызовы следовали только словесные ответы, пропагандистские. У Хрущева ответы состояли в немедленных действиях. Целина: сразу, быстро и немедленно получить урожай, бросить туда огромные средства, человеческие ресурсы. Космос, химия, кукуруза: быстро и немедленно. Было много импровизации в силу интеллектуальных особенностей Хрущева, его недостаточной компетентности в вопросах, по которым он принимал решения: он, как политик, не уклонялся от решения вопросов хозяйственных. Ну что же, в принципе, Россия пережила и худшие способы действия. В конце концов, Хрущев выпустил людей из ГУЛАГа и обратился к их энтузиазму -- инструменту, столь же одностороннему, но, по крайней мере, менее жестокому. При Сталине до 10% экономики держалось на принудительном труде, что было неэффективно. Кстати, значительное число лагерей дислоцировалось как раз в районах будущих целинных земель и новостроек.

-- То есть начало освоения целины связано с прекращением широкой практики экономической деятельности в рамках ГУЛАГа?

-- Хронологически -- бесспорно, стилистически -- совершенно бесспорно. Кроме того, надо обратить внимание, что примерно в это же время, после амнистии 1953 года, ГУЛАГ потерял половину своего населения. Причем наиболее работоспособную. Тех, кто работал, "мужиков", выпустили на волю, остались те, кто паразитировал на рядовом населении ГУЛАГа. То есть в результате амнистии ГУЛАГ стал неработоспособным. Но об амнистии говорили еще при Сталине, и разговоры о кризисе ГУЛАГа, о необходимости сбросить его лишнее население, начались еще в самом же ГУЛАГе и в МВД СССР в конце сороковых годов как минимум. Вставал вопрос: если не принудительный труд, то какой? На чем будет держаться та часть экономики -- прежде всего промышленное строительство в гнилых районах, где нормальный человек работать не захочет, если его не отправить туда под конвоем или не убедить в том, что он выполняет какую-то мессианскую задачу?

-- То есть решение вопроса о целине можно рассматривать в контексте поиска советским руководством новой стилистики управления, новой политики мотивирования населения?

-- В принципе, да. Она была только отчасти новой, ранний сталинский режим уже предлагал такое решение, с ориентацией на сочетание двух факторов -- принуждения и энтузиазма. Он пытался сочетать идеологическое стимулирование с принуждением по отношению к тем, на кого оно не действует или действует не так, как надо. Хрущев воспринял ту часть системы, которую он считал истинным ленинизмом, и пытался сбросить ее наиболее одиозные стороны, связанные с принудительным трудом. Большая часть нашей страны расположена в неблагоприятных климатических зонах, и в этих же зонах находятся наши ресурсы: нефть, газ, металл и т.д. Хрущев искал замену принуждению. Сначала попытались ввести милитаризацию труда: принудительный труд под конвоем менялся на труд людей военнообязанных, работавших в чем-то похожем на трудовые батальоны. Начались волнения демобилизованных военнослужащих, которых использовали как рабочую силу на стройках. В городе Новошахтинске Каменской области, в Московской области в городе Кимовске, и в Гремячевском районе, в Экибастузе, большая стачка в Кемерово -- все это 1955 год. Забастовки, волнения солдат-рабочих показали, что это тупиковый путь, и от него быстро отказались.

Неважно, правильным или нет было решение о целине. Важно другое. Представим себе, что приняли решение вложить деньги и ресурсы в центральные районы страны -- это принципиально иная стилистика. В ней отсутствует хлесткость, эффектность, призыв к энтузиазму. Это совершенно другая манера политического поведения. Трудно себе представить, чтобы Хрущев так действовал: систематически, планомерно, экономически более-менее обоснованно. А целина как раз очень хорошо компонуется с его манерой действия. Это ему казалось возвращением к духу ленинизма, с его энтузиазмом, пафосом. Мы сейчас стали сомневаться и не знаем, какая часть населения воспринимала все это всерьез. Но в его сознании, очевидно, это было серьезно. Да и для тех, кто не был на целине...

-- Это было красиво.

-- Да. Вот я формировался в то время, и мне ужасно нравились фильмы про героев-целинников. Давайте договоримся, что целина -- это не только освоение целинных и залежных земель, это и поездка на промышленную новостройку в те же районы. Это был привлекательный идеологический образ, и он вполне гармонировал с тем, что люди думали: вот еще одно, последнее усилие, и будет построен тот замечательный мир, о котором давно говорили большевики, но который все никак не может случиться. Это была мечта. Ностальгические чувства, которые сейчас люди испытывают по поводу целины, забывая о том плохом, что происходило рядом с ними, возникали потому, что в общем-то эпоха Хрущева, а отчасти и эпоха Сталина предлагали человеку великую цель. Может быть, то была фальшивая цель: любая цель такого рода в принципе недостижима. Но она придавала осмысленность индивидуальному человеческому существованию -- то, что сейчас крайне трудно достижимо и может быть результатом исключительно индивидуальных усилий. Оказалось, что нашего человека можно увлечь идеей обогащения, но у него нет протестантской этики, он не может считать борьбу за личное обогащение служением Богу. С этой точки зрения современная духовная жизнь скудна, она не предлагает великих идей. И мы вспоминаем те времена, когда, чтобы почувствовать осмысленность своего существования, надо было всего лишь ощутить себя частью целого, выполняющего великую миссию. Мы же не просто целину осваивали -- мы строили коммунизм, боролись с мировым империализмом, помогали колониальным странам освободиться и т.д. И поездка на целину была наделением пустого и, может быть, бессмысленного человеческого существования высшим смыслом.

-- В те же 50--60-е годы появилась мода на студенческие походы, увлечение романтикой всевозможного альпинизма.

-- Сходство лишь внешнее. Потому что все эти походы, туризм и прочее не наделены социальным смыслом.

-- И сверхзадачей?

-- Да. Это паллиативный путь: как сочетать мой формирующийся индивидуализм с принятыми в данном социуме способами и формами поведения. Внешне похоже: оторваться от корней, пуститься в дальние странствия. Но ведь это абсолютно социально нейтрально. Это не имело никакого общественного значения. Это мимикрия индивидуализма под великие идеи современности и в каком-то смысле альтернативная культура, она враждебна официозу, противостоит ему, также как противостоят стиляги, тунеядцы, фарцовщики и прочие.

Возвращаясь к целине -- если взять карту целинных районов (подчеркиваю, целина -- это и новостройки тоже) и положить на нее карту ГУЛАГа, то окажется, что они совпадают, это районы лагерей, спецпоселений для депортированных этносов, враждебных социальных элементов.

-- То есть там, где осваивали целину, там же жили высланные чеченцы, калмыки, немцы, крымские татары...

-- Что такое эти районы? Это место, куда сталинский режим свалил все проблемы: политические, культурные и прочие, связанные с реальными важными процессами, такими как урбанизация, изменение социальных отношений в деревне, быстрый культурный прогресс, ликвидация безграмотности, создававшие напряженность в обществе. Любое сталинское действие вызывало противодействие, носителями которого были реальные люди, их тоже сваливали туда. Иногда это были конкретные социальные группы, иногда целые народы. Их окружали колючей проволокой и превращали в своего рода резервуар.

-- Такой "пикник на обочине"?

-- В принципе, да. С той разницей, что эту обочину превратили (или она сама превратилась) в один из системообразующих элементов сталинской экономики. А проблемы продолжали даже не тлеть -- а развиваться. И достаточно было тронуть этот район для того, чтобы обнаружить: счастье для режима, что все эти проблемы сконцентрировались на периферии, далеко от Москвы, от крупных промышленных центров, там, где плохие пути сообщения, откуда не доходит информация. Случись первые же волнения -- я говорю не о восстаниях в лагерях, а о волнениях молодых рабочих, многочисленных конфликтах и драках в тех районах -- случись подобное вблизи Москвы, неизвестно, с какими проблемами столкнулся бы тогда хрущевский режим. Мы имеем дело с территориями, куда Сталин сбросил все, с чем он не смог справиться. В какой мере в состоянии был со всем этим справиться Хрущев? На целине перекрещивались встречные процессы: с одной стороны, возвращение депортированных народов, реабилитация, одни из этих районов возвращались, а туда направлялись совершенно другие контингенты.

-- Комсомольцы-энтузиасты; досрочно освобожденные из лагерей с малыми сроками, т.е. хулиганы и дебоширы...

-- Еще строительные войска...

-- Досрочно демобилизованные из советской армии на эти стройки...

-- Плюс сезонный характер труда, студенческие отряды. Кого там только не было.

-- Массу прибывших рабочих расселили в палаточных городках, забывали снабжать не только продуктами и промтоварами, но и питьевой водой; по вечерам не было электрического освещения и из занятий оставалось главным образом драки. Как показало следствие после беспорядков в Темиртау, чуть ли не половина приехавших были не обеспечены работой. К тому же это был ненормальный социум, с ненормальным возрастным и половым соотношением. Там не действовали привычные социальные механизмы сдерживания (авторитет старших родственников, соседей и т.п.). Собрали вместе несколько тысяч парней, добавили бродильный элемент в виде досрочно освобожденных уголовников и приставили к ним пяток милиционеров. И предполагалось, что будет порядок.

-- Да хоть бы для культурного досуга туда перевезли всю Библиотеку Ленина -- дело не в этом было. Не бытовые лишения сами по себе и не нехватка "культурного досуга" лежали в основе конфликтов. Люди ведь ехали с сознанием, что откликаются на призыв Родины, на подвиг -- и их оскорбляло, что их энтузиазм наталкивался на чье-то небрежение. Возникавшие в тех районах эксцессы и даже массовые беспорядки имели одно важное свойство: процессы -- и люди -- оставались внутри советской системы. Волнения не были направлены на ее разрушение. Их целью было просигналить властям, что в системе что-то разладилось и ее требуется исправить. Исправить отдельные недостатки на местах. Поэтому в ходе массовых бунтов, в том числе в Новочеркасске, возникал навязчивый мотив: сообщить о себе на самый верх, позвонить Хрущеву, послать телеграмму. Для этого надо верить, что власть и мы -- на одной оси координат, у нас в принципе одинаковое видение, просто здесь попали в руководство отдельные плохие люди. Надо было верить в строительство коммунизма для того, чтобы бунтовать во имя этого строительства. И за такого рода корректировки народ платил жизнями. Это был сигнал, и система на него реагировала. Массовые беспорядки этого периода не были антисистемны. Кровавое воскресенье 1905 года с выбрасыванием портрета царя и проч. -- это другое явление. Здесь ничего похожего не было. Беспорядки концентрируются в наиболее больных районах, на периферии социума. В Новочеркасске на завод охотно принимали на работу бывших заключенных, Александров и Муром, где летом 1961 года произошли городские бунты, -- это 101-й километр, зона, где освобожденным можно было селиться. Но везде есть один мотив: дойти до самого верха, до Хрущева. Везде уверенность, что наверху есть порядок и справедливость. Боролись за хорошую советскую власть. И в принципе, система воспринимала эти сигналы. Волнения демобилизованных солдат 1955 года -- и кратковременный эксперимент по замене принудительного труда трудом военизированным был отвергнут, сигнал дошел до верха. В начале 60-х годов -- тоже сигнал, связанный с экономической политикой Хрущева (повышение цен, увеличение норм для рабочих -- это было непосредственной причиной для восстания в Новочеркасске). Система в конечном счете отреагировала снятием Хрущева. Сумгаит, 1963 год, малозначительный эпизод, но это просталинская демонстрация. Система и на этот сигнал отреагировала так называемым брежневским консерватизмом. Позднее интеллигенция создала миф о либерале Хрущеве и консерваторе Брежневе. В действительности же режим Брежнева столкнулся с проблемой очень интересного выбора: на что ориентироваться, на московскую интеллигентскую фронду или консервативное народное сознание? Выбрали народ. Заодно решили, что хрущевский способ идеологического стимулирования неэффективен, народ стали еще и покупать, экономические реформы провели. Сигналы доходили -- и система корректировала сама себя, пока не пришла в состояние некорректируемости в принципе. Очевидно, она уже выработала свой ресурс.

Хроника беспорядков

Купино Омской железной дороги, 15 августа 1954 года. Групповые драки шоферов московской автобазы, сопровождавших грузовой поезд с машинами на вывозку зерна в Алтайский край, с местной молодежью. При наведении порядка один шофер убит, другой ранен.

Оренбург, июль 1956 года. Массовые волнения рабочих из Армении, ехавших в Кустанайскую область на уборку урожая.

Тайга Кемеровской области, 4 сентября 1958 года. Милиции удалось предотвратить драку местной молодежи с приезжими строителями, в которой готовилось участвовать до 400 человек.

Комсомольский район Сталинградской области, конец сентября 1958 года. Около 80 человек приезжих рабочих разгромили клуб соседнего совхоза, два человека получили тяжелые телесные повреждения.

Барнаул Алтайского края, 16 октября 1958 года. Драка между учащимися школы механизации и рабочими завода, подожжен барак заводского общежития, один человек убит, трое получили тяжелые телесные повреждения.

Темиртау, 1--3 августа 1959 года. Волнения в палаточном городке строителей Карагандинского металлургического завода, участвовало от 500 до 1500 человек. Разгромлены столовая, универмаг, здание треста, атакованы отделение милиции и склад взрывчатых веществ. Для подавления беспорядков вызваны войска, погибли 16 человек, несколько десятков ранено, в том числе среди военнослужащих.

Джетыгар Кустанайской области, 31 июля 1960 года. Толпа в 500--1000 человек, собранная работавшими на целине демобилизованными моряками, разгромила и сожгла дом зажиточной ингушской семьи. Несколько человек убито.