Как-то непривычно сознавать, что наиболее значимые и ожидаемые показы на фестивале касаются фильмов, которые сразу же выходят в прокат. Так было с открытием, показанную на нем премьеру «Убить Билла» с фестивалем связал только приезд Тарантино -- сам фильм можно уже увидеть во всех кинотеатрах (зато благодаря ММКФ впервые фильм посмотрели наши именитые кинематографисты, до того, видимо, не считавшие его для себя важным). «Дурное воспитание» Педро Альмодовара не будет прокатываться так широко, и режиссер на премьеру в Москву не приехал, но каннской ауры хватило на то, чтобы среди прочих фестивальных событий это привлекло к себе повышенное внимание. Аккредитованная пресса набилась в зал ФАККа заранее, заодно посмотрев и предыдущий фильм из программы «Перспективы» -- «Моя мать» молодого французского режиссера, писателя и критика Кристофа Оноре. Хотя конкурс в этой программе лишен даже какого-нибудь подобия интриги, именно эту картину ждали: в ней снялась Изабель Юппер, после «Пианистки» приобретшая репутацию актрисы, которая уже ничего не боится и нарушает любые пределы дозволенного. Директор программ ММКФ Кирилл Разлогов подлил масла в огонь, сообщив на пресс-конференции, что «Моя мать» по откровенности оставляет «Пианистку» далеко позади. Более скучного фильма, однако, трудно себе представить -- публика наверняка бы разошлась, не дождавшись конца, если б не боязнь потерять занятое для следующего сеанса место. Смотреть на то, как режиссер старательно выстраивает схему нарушения последних общественных табу, заворачивая эти упражнения в плохо продуманный сюжет, на удивление неинтересно. Хотя, казалось бы, фильм должен возмущать и шокировать, ведь в нем рассказана история о том, как беспутная мать после смерти отца начинает инициацию шестнадцатилетнего сына, погружая его в распутство, достойное памяти маркиза де Сада. Она знакомит юношу со своими любовницами и провоцирует на сексуальные опыты всех возможных видов. От порнографических съемок эти сцены отличает только отсутствие у актеров эрекции. Тем же отсутствием напряжения и жизненной силы страдает и весь фильм, наполненный сомнительными философскими рассуждениями о жизни и смерти, желании, чувстве вины, которыми прекрасная, но совершенно уничтоженная режиссером актриса Изабель Юппер делится со своим партнером, внешне похожим на врубелевского демона актером Луи Гаррелем. Тем не менее этот образец современного французского кино полезно посмотреть нашим кинематографистам как пример того, что в кино намерение, даже самое радикальное, ничего не стоит.

Показанный в тот же день в конкурсе российский фильм «Свои» Дмитрия Месхиева в какой-то степени тоже основан на желании преодолеть культурные табу. На этот раз дело чуть серьезнее -- миф об Отечественной войне у нас один из самых устойчивых и освященных традицией. Это вам не инцест на крупном плане. Однако Месхиев проходит скорее по касательной, его, так же, как и автора сценария Валентина Черных, пружина действия интересует больше, чем исторические подробности. В первых сценах режиссер пытается показать войну очень жестко -- идет немецкая атака на небольшой городок, идет 1941 год, немцы буквально сметают все на своем пути. Месхиев не жалеет снарядов, тела взрываются, камера показывает, как танк давит человека, -- но все очень не натурально, хотя есть и смерть, и грязь, в которой вязнут ноги, и -- неожиданно задевающая и запоминающаяся -- широкая простецкая улыбка на лице Сергея Гармаша, играющего чекиста, сдающегося в плен. Собственно сюжет начинается после того, как стихийно сложившаяся группа из трех человек -- упомянутый энкавэдэшник, политрук Лифшиц (его играет выкрашенный в рыжий цвет Константин Хабенский) и крестьянский сын Митька -- бегут из плена и прячутся в родной Митькиной деревне Блины, у его отца. Отец (Богдан Ступка) очень непрост -- он стал старостой у немцев, но не по убеждению, а по желанию односельчан, понадеявшихся на его ум. Прошлое его темно -- он явно более развит и образован, чем положено крестьянину, хоть и бывшему «кулаку», но мы так и не узнаем превратностей его судьбы. Самое интересное в этом фильме, несмотря на свои недостатки, на мой взгляд, лучшем у Месхиева, -- то, как распределены силы внутри конфликта. Немцы из него выведены вообще -- их присутствие лишь данность, естественная угроза. Все дело в «своих» -- это они сражаются за личные интересы, и среди бескрайних лесов российского бездорожья, куда чужой и не сунется, эти «свои» устанавливают свой порядок, движущей силой которого являются и жажда власти, и похоть, и корысть, и любовь. И только эти глубоко личные мотивы каждого действующего лица имеют настоящее значение. Фильм портит только страсть Месхиева все доводить до предела, нажимать там, где хватило бы намека, и не дотягивать в деталях. Зато в нем есть настоящее открытие -- актриса Наталья Суркова, сыгравшая роль не главную, но сделавшая это непривычно естественно и тонко.

И все-таки общий фон показанных в конкурсе фильмов обнаруживает, что на нашем фестивале класса «А» участвуют команды класса «Б», и как бы удачно они ни играли, уровень их достижений не соизмерим с настоящими игроками. Фильм «Дурное воспитание» не показался мне большим достижением Альмодовара, но в нем есть мастерство режиссуры, делающее рассказанную историю удивительно человеческой и понятной. Несмотря на транссексуалов, педофилию и прочие не вполне допускаемые в обществе отношения. Но Альмодовару не приходит в голову, что, показывая близость двух мужчин или взаимное кокетство подружек-трансвеститов, он совершает художественный акт преодоления границ дозволенного. Ему интересно совсем другое -- сплести сеть полудетективного сюжета о заложенных в глубоком детстве героев комплексах и страстях. Пересказать этот сюжет практически невозможно, так как каждая сцена приносит неожиданный и ломающий устойчивые стереотипы поворот действия. История детской любви сменяется рассказом о подавленной страсти, тема кино начинается с юных эротических мечтаний об актрисах и переходит в исследование самой природы перевоплощения. Альмодовару не интересно дразнить обывателя или разрушать сложившиеся авторитеты, ему хочется найти почти неуловимую грань, отделяющую подлинное от мнимого, созидание от разрушения, добраться до самой сути человеческой природы, и эта серьезность намерений позволяет снять картину очень тонкую, лирическую и печальную, в которой нет места для желания понравиться публике или ее шокировать.