Автор 20-томной «Этимологии» богослов и философ раннего Средневековья Исидор Севильский пишет следующее: «Живость коней велика, скачут они в полях, стремятся к войне, возбуждаются при сигнале трубы к бою, воспламененные звуком, пускаются в бег... Многие кони проливают слезы, когда хозяин убит или умер. Одному лишь коню свойственно плакать по человеку и переживать состояние скорби. Именно поэтому в кентаврах смешалась природа человека и коня».

Те, кто непредусмотрительно будет толковать сей фрагмент с позиций формальной логики, сами себя накажут. Они лишатся шанса понять мир древних. Мир тревожный, опасный, хтонический, еще не обласканный светом христианства. Мир, в котором естествознание, миф и поэзия сплелись в многосложную вязь.

Коль конь мог лить слезы над всадником, то всадник был частью коня. Что их соединило на века? Об этом рассказывает выставка в Историческом музее. Большинство экспонатов -- доисторическая и античная конская упряжь, ключ обуздания, примирения, единения коня и человека. Фантастические скифские, сарматские, греческие украшения удил, пряжек, псалиев напоминают причудливые словесные орнаменты-комментарии, вошедшие в книгу «О животных» византийского писателя V века Тимофея из Газы. В этом «физиологе» встречаются такие словесные картинки, что башню сносит сразу: «Скользкие выделения кобыл называют гиппоманес; слизывая это со лба новорожденных жеребят, мать заботится о них. Женщины, торгующие лекарствами и зельями, используют эту (субстанцию) для приготовления любовного (напитка)». Такой же по силе эмоциональный драйв можно испытать лишь от разглядывания скифских пряжек подпружных «в виде стилизованных сдвоенных голов кошачьих хищников с прямоугольными втулками и шпеньком крепления ремня в форме копыта».

Уже совсем не удивляет естественная магия «улавливания» душой животного образов, созданных человеком: «Если кому-нибудь нужна пятнистая лошадь, он рисует (на картине) такую лошадь около ручья, а кобыла, глядя на эту картину, приносит (пятнистого жеребенка)». Между прочим, и в Книге Бытия Иаков «зачинал скот пред прутьями, и рождался скот пестрый, и с крапинками, и с пятнами» (Бытие. 30: 37--39). Так что в системе древней космогонии искусство вполне могло влиять на природу, и новая выставка нам об этом напоминает.

Остается добавить, что посвящена она исследовательской деятельности археолога Василия Городцова. В ноябре исполняется 100 лет со времени его поступления на службу в Исторический музей. Цитируемые мною фрагменты сочинения Тимофея из Газы взяты из недавно вышедшей в Петербурге (издательство «Азбука-классика») отличной книги «Тигрица и грифон. Сакральные символы животного мира». Книга Тимофея, ставшая путеводителем по исчезнувшему миру, переведена и тщательно прокомментирована петербургским востоковедом А.Г. Юрченко. «Тигрица и грифон» отлично оформлена и продается по доступной цене. Рекомендую.