Андрей Геласимов ворвался в литературу стремительно, победно и весело. Судите сами. Ноябрь 2001 года -- «О.Г.И.» выпускает первую книжку молодого прозаика «Фокс Малдер похож на свинью». Февраль 2002-го -- заглавная повесть попадает в шорт-лист премии Ивана Петровича Белкина. Май 2002-го -- «Октябрь» печатает повесть «Жажда». Январь 2003-го -- «Жажда» входит в пятерку соискателей премии Белкина (здесь Геласимов «проиграл» Марине Вишневецкой), а затем и в лауреатскую тройку премии Аполлона Григорьева (итоги этого состязания будут подведены 6 марта). Тут-то открывшее Геласимова «О.Г.И.» и обнародовало новый роман -- «Год обмана». Как говорится, старожилы не упомнят. Если говорить о временах новейших, то аналогия только одна -- актуализация Алексея Слаповского в 1992--1993 годах, когда, как из рога изобилия, посыпались один за другим опусы прежде мало кому ведомого саратовского сочинителя. Впрочем, время тогда было иное: книги современной прозы практически не выходили (хотя Слаповский исхитрился издать в Саратове том с романом «Я -- не я» и двумя повестями), все премии сводились к еще молодому Букеру (в третий год существования на Букера были номинированы аж три произведения Слаповского, а роман «Первое второе пришествие» вошел в шорт-лист; этого пьедестала позднее досягнули еще два романа Слаповского -- «Анкета» и «День денег»), критики пребывали в некоторой растерянности, а пиаром и вовсе не пахло. Но понятные различия лишь подчеркивают сходство красивых и обнадеживающих мнимых дебютов. Мнимых, ибо как Слаповский к началу 90-х уже набрал опыт прозаика и драматурга, так и Геласимов в начале 2000-х не был новичком. Слаповский пришел из провинции (печатался в Саратове, пьесы ставились в губернских театрах), Геласимов -- из Сети, где любопытствующие и сейчас могут сыскать кое-что из его «догутенберговских» созданий.

Занятно (а по мне, и значимо), что сходство просматривается не только в «контекстах», но и в текстах прозаиков из разных поколений. Слаповский снабдил «День денег» подзаголовком «плутовской роман» -- Геласимов так с «Годом обмана» не поступил. Но вполне мог бы. Потому что крутоверть авантюр, в которые вляпывается, а потом и организует главный герой, жертва и победитель «обманного года», молодой и обаятельный раздолбай по имени Михаил, вполне могла бы выпасть на долю персонажей испанских пикаресок, «найденыша» Тома Джонса или «российского Жиль Блаза». Да и мир, одновременно пестрый («Год обмана» населяют актеры, бизнесмены, бандиты, проститутки, трогательные старушки, школьники и все-все-все) и тесный (в многомиллионной Москве персонажи буквально обречены то и дело сталкиваться друг с другом), похож на то невероятное, улыбчиво-прельстительное и коварное, пространство Фортуны, где набивают шишки (добывают пышки) «легкие» герои старинных сочинений -- аферисты, жулики, пройдохи, нежданно-негаданно оборачивающиеся людьми добра, мужества и, смешно сказать, чести.

Такая вот история и случилась с мелким клерком, дуриком попавшим на короткий срок в суперкрутую фирму, вполне заслуженно (хоть и случайно) с теплого местечка вылетевшим и присевшим (в весеннем зачине романа) на скамейку Александровского сада. Ни денег, ни перспектив, ни идей, да и лавочка, оказывается, предназначена исключительно для особей, удовлетворяющих богатых дам за приличествующее вознаграждение. За «проститута» (или как это называется?) Михаила и приняла потенциальная клиентка. А он оказался не тем. И ухоженная дама, как выяснится позднее, тоже не равна той маске, что герою и нам с ходу привиделась. Именно она даст единственно правильный (мудрый) совет мальчику Сереже, в менторы которому игривый случай определил бедного и понурого (вмиг разбогатевшего и взорлившего) простодушного плута Михаила. Дело в том, что в конец отчаявшегося парня вызвал босс. Который Михаила из фирмы недавно выгнал (никогда прежде эту мелкую сошку не видя). И который не просто босс, а всем олигархам олигарх. Вызвал, дабы выпивоха и бабник поставил боссово чадо на правильную стезю. А то странный какой-то мальчик: не пьет, девочек не клеит, шатается невесть где либо пялится в компьютер. Вот Михаил и свел Сережу с секс-охотницей. А она мальчику объяснила: не надо врать.

Меж тем врут в геласимовском романе все и всем. Олигарх нанимает Михаила, чтобы тот не столько «воспитывал» юнца, сколько за ним шпионил. Сережа скрывает от отца свой роман со случайно встретившейся девушкой Мариной, а Марине впаривает, будто сам он нищий провинциал. Хотя Марина прекрасно знает, чей Сережа сын, а ее папаня (оставляющий детишек в квартире наедине) целенаправленно метит в свояки к олигарху. Ну а Михаил, подменяющий Сережу по его просьбе, в Марину влюбляется. Со всеми вытекающими последствиями. И даже дама из Александровского сада, претерпев «двойной облом», получив вместо сеанса сексотерапии сеанс психотерапии (где выступила отнюдь не пациентом, а целителем), дав Сереже главный совет, тут же соврет -- вручит (дабы Михаил ничего не заподозрил) гонорар в 100 долларов. Которые малец отдаст тут же снятой проститутке, услугами которой и не собирался пользоваться. Потому как любит Марину. А девушку ведет в Михаилову квартиру, что бы тот опять-таки ничего дурного (то есть хорошего!) не заподозрил.

Здесь ключ к роману (а может, не только к нему). Люди врут для того, чтобы окружающие не увидели их тайной целомудренности, душевной чистоты, жажды (геласимовское слово!) идеала. Принято быть злыми, холодными, «крутыми». Не любить ближнего, как самого себя. (Сережино тинейджерское отвращение к себе растет из его одиночества и неприязни к ближним. Но нечто подобное испытывает и его -- во многом виноватый, но, как выясняется, вовсе не монструозный -- папенька-олигарх.) Вранье корыстное (в романе явлены и стопроцентные мерзавцы), вранье имиджевое, вранье по инерции, самоотверженное вранье ради чьего-то блага -- в иных случаях (романных, как, впрочем, и жизненных) не различишь, где кончается одно и начинается другое. Тем более что, переплетаясь с прочими разновидностями обмана, соответствующим годом правит обман артистический. Марина -- студентка театрального института и новая ипостась Одри Хепберн, чье лицо когда-то заворожило Сережу. (Получат герои свои «Римские каникулы» -- такие, что мало не покажется.) Репетицию «Вишневого сада» на Марининой даче Михаил примет за обычные разговоры (одна из самых изящных, смешных и богатых смыслами сцен романа). Киномифология светится в рисковых итальянских похождениях Марины, здесь предстающей ломкой, пленительной и демонической артисткой-куртизанкой (синтезом Манон Леско, «пригожей поварихи» и типовой кинозвезды). Но и Михаил, входя в роль борца за справедливость, работает по киносхемам: беря в заложники виновника Марининых бедствий, он разыгрывает эпизод из «Семнадцати мгновений весны». В финальных приключениях -- осада дачи бандитами, стрельба, взрывающиеся машины -- доминирует вкус игры в лихой кинобоевик (и пародии на этот же боевик). Все не всерьез. И все серьезно. Включая счастливый финал. Счастливый для Марины, Михаила и Марининого брата, трогательного «маленького Миши». В общем удачный для придурковатого, но «исправляющегося» мафиози (что посидел в заложниках и страшно боится своих). Обнадеживающий для Сережи, его папы-олигарха и пребывающей в Швейцарии мамы, каковые тоже кое-чему научились в «год обмана».

Геласимов не побоялся показаться «легковесным» -- истинная легкость надиктовала книгу с хорошим концом. (Так же случилось в совсем неигровой «Жажде».) Заметим, что всю дорогу выслушивающий упреки именно в «легковесности», несерьезности, игривом отношении к важным материям Слаповский всегда был крайне осторожен в развязках. Сюжетные итоги его сочинений (от романов до телесериалов), как правило, печальны -- в отличие от итогов смысловых, что открываются оставшимся в живых героям и читателям. Геласимов принес нам упоительно смешную и увлекательную «книгу со счастливым концом» -- книгу, о которой, ерничая над собой, мечтал двадцатилетний Бродский. Но всем тоном и строем своего романа Геласимов мягко, сердечно и все же твердо намекает: это только игра. Что последует за «годом обмана», в котором мы ломаем свои трагикомедии, зависит не от писателя, а от нас. А что случится с талантливым, умным и добрым писателем -- от него.