Варшавский театр «Розмаитошчи» со знаменитым спектаклем «Психоз 4.48» по пьесе Сары Кейн обещался приехать в Москву не впервые, да все как-то не выходило. Можно понять: режиссер Гжегож Яжина (р. 1968, философ по образованию) -- одна из самых существенных фигур в новейшем европейском театре. Вместе со своим театром он быстро получил все полагающиеся звания «продвинутого» -- «актуального» -- «статусного» -- «знакового» (здесь, как и в ученых званиях, соблюдается строгая последовательность) и прочно обосновался в положении «культового». Буклет фестиваля NET с законной гордостью сообщает: со спектаклем Festen Яжина был приглашен сразу на Венский, Авиньонский и Белградский фестивали.

Сара Кейн (1971--1999) -- это уже не имя, а знамя. Его флагшток держит в руках английский театр «Ройял Корт», оплот новых левых, и тычет в глаза буржуазным либералам: кто же, как не они, довел Сару до самоубийства. В листовках, раздававшихся перед началом спектакля, можно было прочесть, что Кейн «предложила новый вариант левого бунта /.../: если мир плох (а он, безусловно, плох), существуют два выхода -- уничтожить мир или уничтожить себя»; что ее пьеса -- «плохо артикулированное "нет", в сердцах брошенное миру». И вдобавок, что здесь «пленяет не мастерство, а абсолютное совпадение жизни в искусстве с жизнью как таковой».

Вполне достаточно, чтобы сказать: знаем мы все это, давно уже знаем. И про крик боли и гнева, который не может быть членораздельным, и про этот ваш новый бунт, и про эстетику саморазрушения. «Всего два выхода для честных ребят: схватить автомат и убивать всех подряд, или покончить с собой -- если всерьез воспринимать этот мир», -- еще в конце 80-х пел Егор Летов, русский эпигон панк-рока, а про «Секс пистолз» с «Нирваной» и вспоминать не будем: не хочется составлять конкуренцию Юрию Грымову. Как сказал на днях умнейший актер Евгений Стеблов, «не надо путать символ с брендом».

Прелесть новых левых в том и состоит, что большинство из них путает совершенно искренне.

То, что спектакль Гжегожа Яжины оказался замечательно серьезным, отчетливым и ответственным театральным высказыванием, -- большая, неожиданная радость. Тут уж не вякнешь: «Пленяет не мастерство, а...» Мастерство умного и зрелого режиссера несомненно. Так же, как несомненны талант и выучка превосходной актрисы Магдалены Челецка. Она могла бы играть с воспаленными чувствами, могла бы пытаться «совпасть» со своей героиней или хотя бы просимулировать совпадение -- ничуть не бывало. Челецка ведет роль со строгим и ясным пониманием театрального жанра: не абсолютно нового, но редкого и непривычного. За отсутствием строгого определения дадим этому жанру рабочее название: «сорвавшаяся трагедия».

Прошу понять правильно: речь идет не о качестве спектакля, а о его сюжете. «Психоз 4.48» в постановке Яжины -- история молодой женщины, которая должна была стать смелой и мудрой. Если уж такая захочет сказать миру «нет» -- то не от страха и отчаяния, а с сознанием своего долга: как Электра, как Антигона. Что-то сорвалось: сильные мысли и чувства, может быть, успели созреть, но не успели соединиться и окрепнуть. Пьеса Сары Кейн отнюдь не экзальтированный выкрик (как может подумать человек, знающий ее лишь по цитатам из театральной листовки) -- в ней есть развитие действия, смена настроений, есть диалоги непохожих голосов; единственное, чего в ней нет, -- это персонажей: Я, Она, Отец, Мать и т.д. Гжегож Яжина разложил текст по ролям так, что каждый эпизод заканчивается ударом и надломом. Усиливается боль, растет отвращение к миру -- и, одновременно, слабеют душевные силы: как оно обычно и бывает, если все время бить по больному. Кончается все окончательным срывом: искажается картина мира, расстраивается и уже не может быть восстановлена душевная жизнь героини, с потолка на пол бегут струйки неоновых чисел, не имеющих больше ни порядка, ни значения. И одновременно (нет, какой все-таки замечательный режиссер!) меняется язык театральной игры: резко и до неузнаваемости. Вместо сосредоточенной строгости -- крик, излом и надсада. Магдалена Челецка, вся в фальшивой театральной кровище, бегает вдоль первого ряда, вглядывается в сидящих, находит встречный взгляд, неистово требует: «Кохай мне!», «Кохай мне!» (требует любви, что ясно без перевода), -- не получая, естественно, никакого ответа.

Я терпеть не могу эти приемы: симуляцию исступления, грешный театральный натурализм, брызги крови, которую мы вроде бы соглашаемся считать настоящей, -- и сильно подозреваю, что Гжегож Яжина их тоже не любит. Но вы, болваны, хотели бунта-шмунта, пафоса-шмафоса, совпадения с жизнью как таковой -- ну нате, получите ваше совпадение. Которое в театре по определению не может быть подлинным.

Спектакль Гжегожа Яжины побудил первым делом проверить: действительно ли пьеса представляет собою «плохо артикулированное "нет"» или Сару Кейн задним числом подгоняют под общеупотребительный стандарт «безыскусной честности»? Опираясь на свидетельство Татьяны Осколковой, которая пьесу переводила, могу заверить: «Психоз 4.48» написан отнюдь не безыскусно. Это не выкрик, а почти что верлибр, и отличной переводчице пришлось с ним изрядно повозиться, чтоб расставить слова в наилучшем порядке. Кроме того, могу сообщить, что по-настоящему пьеса Сары Кейн называется «4.48 Рsychosis» (а от перемены составляющих смысл, как правило, меняется, в стихах же -- всегда меняется); что Сара Кейн никогда наркотиками не увлекалась; что в 4.48 покончила с собою не она, а ее героиня (насчет наркотиков и времени смерти -- все та же подгонка), и что Яжину по крайней мере за одну вещь можно упрекнуть. Его спектакль монолитно серьезен, в нем совершенно нет места юмору -- и, поскольку спектакль сделан мастерски, кажется, что так и надо. Что касается Сары Кейн, то она временами не прочь и пошутить, и шутки у нее отменные.

Давайте все-таки отделять одно от другого: бунтарство, мастерство, идеологию, психопатию и т.д. Сара Кейн была больным человеком, но она была мастером. Гжегож Яжина -- мастер. Молодая Магдалена Челецка будет замечательным мастером. Что же касается новых левых, нового бунта, нового вина в старых мехах, свежей крови, иного опыта и т.д., то тут крайне актуально звучит насмешливая фраза Иосифа Бродского: «То, что считается свежей кровью, всегда оказывается в итоге обычной старой мочой».