Решение Комиссии по подлинности произведений Энди Уорхола низвести шестую часть творческого наследия мастера с высшего уровня «подлинники» до менее значительных (и ценных во всех отношениях) «копий» вызвало неожиданное оживление, почти ажиотаж на российском телевидении. Плач потерпевших от этого решения иностранных коллекционеров повторялся из одного выпуска новостей в другой -- будто и не случилось ничего больше в мире искусств за прошедшую неделю. Реакция показалась слишком активной, поскольку история эта хоть и скандальна, но неуникальна. Каждый раз по выходе очередного каталога-резоне, включающего (по идее составителя) совокупность всего, созданного художником, происходят кому-то обидные, кому-то приятные перемены: корректировки, датировки, включения, исключения. Например, случившаяся несколько лет назад ревизия творчества Рембрандта подобного интереса нашей прессы и телевидения не вызвала. Несмотря на то, что затронула картины из отечественных музеев (например, «Старушку» из Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина), да и на Западе обсуждалась более активно. Под разбор тогда попали знаменитые шедевры, хранящиеся в разных музеях мира, и почти все владельцы (но не наши) -- теперь уже не произведений Рембрандта, а лишь его школы -- покорно переписали этикетки.

Очевидное предположение о несовершенстве человеческой природы заставляет каждый раз сомневаться в том, что мнение автора (какова бы ни была его репутация) последнее и совершенное высказывание на заявленную тему -- не мы первые на белом свете живем, не мы последние. Смешанные чувства вызывают время от времени делающиеся достоянием гласности решения комиссий по подлинности произведений многих известных художников. Чистота рядов, оно, конечно, хорошо. Но и ребенка с водой выплескивают нередко, да еще и с непонятным ражем. Но дела это все семейные и публичное внимание привлекают нечасто: мнение одного эксперта против мнения другого эксперта равняется судебным слушаниям и грозит неприятностями всем заинтересованным сторонам по случаю обвала рынка.

Конечно, «случай Уорхола» отличается от «случая Рембрандта» -- понизилась не оценка работ, принадлежащих главным образом музеям, а потому существующая абстрактно, на бумаге, а реальная стоимость активно обращающихся на рынке произведений. Потому около двадцати коллекционеров и артдилеров собираются опротестовать решение высокой комиссии, а некоторые даже сомневаются в ее независимости и намекают на заинтересованность уважаемых экспертов в уменьшении рынка подлинников Уорхола с одновременным увеличением цен. Только вот нам что за дело до чужедальних трудностей. Уорхол не Челси. Имя известное, но не слишком популярное в России. Весьма вероятно, но крайне сомнительно, что россияне из новых уже собирают подлинники или копии Уорхола. Поскольку держат они этот совершенно некомпроментирующий факт в ужасно глубокой тайне (в отличие от своего малоприличного интереса к известным отечественным портретистам). В музеях наших произведений Уорхола тоже нет, и вроде бы закупка не предвидится.

Зато есть у нас свои проблемы, загнанные далеко в общественное подсознание. Проблема подлинности и без наведенного Уорхолом тумана остра в отечественной культуре. Архитектурные подделки стали нормой нашей жизни и всерьез почитаются лучше подлинников -- более хрупких и без подземных гаражей. Вывески, уведомляющие о реконструкции или реставрации «Памятника архитектуры» все чаще вывешивают над свежими пустырями, где от памятника не осталось и следов фундамента. Храм Христа Спасителя выдается за подлинник почти вынужденно. Но гостиницу «Москва» фальсифицируют уже нарочно. Вне независимых комиссий и независимых экспертов, самостоятельных фондов и публичного обсуждения проблем российский рынок искусства наводнен произведениями не вполне легитимными, и количество таковых увеличивается -- в полной тишине (шушуканье не в счет). Когда-то казалось, что публикации помогут разомкнуть стену молчания, увы, и этого не случилось. Зашуганные российские эксперты предпочитают обсуждать проблемы между собой, поскольку не имеют ни материальных, ни каких других оснований быть или хотя бы считаться независимыми. И поддержки им пока ждать неоткуда -- и музеи, и университеты почти гордятся собственной бедностью. А для олигархов подобная проблема явно видится последней в очереди. Всерьез заботиться о подлинности русской культуры просто некому.

Комиссия по подлинности произведений Энди Уорхола основывалась на хорошо известном коллекционерам факте, что часть работ художника произведена была не им лично, но его ассистентами на знаменитой Фабрике короля поп-арта, в полном соответствии с увлекательной художественной стратегией Уорхола и борьбой с буржуазными принципами оценки произведений искусства. Систему разрушить не удалось, традиционные взгляды взяли реванш, хоть это и ущемило интересы владельцев произведений художника. Наступивший в России капитализм сохранил социалистическую систему ценностей в художественной культуре, оставив буржуазии скромный отрезок, на котором царят принципы дикого рынка, совершенно отсутствует независимая экспертиза. И никому не позволено ущемлять чьи-либо интересы. Систему построить не удалось.