Генриетта Яновская, главный режиссер Московского ТЮЗа, пропустила два сезона подряд; последней ее премьерой был детектив Агаты Кристи «Свидетель обвинения» (весна 2001-го), в котором главную героиню уверенно и элегантно сыграла вернувшаяся на сцену Ольга Демидова. Эту работу вряд ли стоило называть проходной, но ни при каких обстоятельствах язык не повернется назвать ее этапной. Крепкий и остроумный спектакль с неожиданной, как и полагается хорошему детективу, развязкой: человек, который возьмется написать историю российского театра конца ХХ -- начала ХХI века, помнить о нем не обязан. О «Собачьем сердце», выпущенном Яновской в 1987-м, -- непременно, о «Грозе» (1997) -- непременно, о пародийном мюзикле Good-bye, America!!! (1989) -- в зависимости от листажа, а без «Свидетеля обвинения» история как-нибудь обойдется.

Понадобится ли историку спектакль «Вкус меда», поставленный по пьесе Шейлы Дилени, сказать трудно. Смотря как он построит свою книгу. Если по хронологии, по наиболее важным театральным событиям, случившимся за такой-то и такой-то отрезок времени, -- скорее всего не понадобится. На крупное событие позавчерашняя премьера, что называется, не тянет. Если же писать историю театра как историю наиболее важных режиссерских судеб, по примеру Анатолия Смелянского (его «Предлагаемые обстоятельства» пока что лучшая из книг о русском театре второй половины ХХ века), то из главы о Яновской «Вкус меда» никак не выкинешь. В биографии режиссера этот спектакль представляется довольно существенным.

«Вкус меда» -- пьеса о неприкаянной молодежи конца 50-х, о том самом поколении, которое прозвали «рассерженными молодыми людьми» (аngry young men); Шейла Дилени (р. 1939), не шибко образованная провинциалочка из Ланкашира, сочинила эту пьесу в 18 лет и мгновенно прославилась: сначала в Англии, потом в Америке. На Бродвее «Вкус меда» шел с октября 1960-го по сентябрь 1961-го, выдержал 376 представлений (до февраля 1961-го -- в театре Lyceum, затем в театре Booth) и удостоился премии драматических критиков. Двумя годами позже Шейла Дилени переработала пьесу в киносценарий, и в ее лавры вплелась премия Американской киноакадемии.

Дальше, однако, дело пошло со скрипом: вторая ее пьеса, «Влюбленный лев», успеха не имела. Время «молодых рассерженных» кончалось, Шейла Дилени оставила театр, писала для кино и ТВ, последние сведения о ее творчестве относятся к началу 80-х. Кажется, она еще жива.

Во «Вкусе меда» пять персонажей: девушка Джо, ее непутевая мать Элен, алкоголик Питер, представитель среднего класса (любовник, а затем муж матери), крутой негр Джимми и трогательный гомосексуалист Джеф. Классово чуждый Питер, конечно, является отрицательным персонажем.

Место действия: трущобы, грязная квартира, из окна открывается вид на бойню («...Входят свиньи, бараны, коровы, а выходят свинина, баранина, говядина»). Язык, стиль взаимоотношений соответствуют обстановке. Матерная брань и прочие обиходные непотребства отсутствуют: ой, хорошо!

Фабула: Элен, соблазненная перспективой замужества и достатка, бросает свою дочь в нищете; Джо беременеет, проведя первую и единственную ночь с Джимми; Джеф всячески опекает одинокую, порядком озлобленную девушку, она постепенно привязывается к нему; возвращается мать, которую выгнал из дому Питер, и выгоняет Джефа. Оглядываясь назад, можно заметить, что Шейла Дилени была несколько сентиментальна (что и послужило залогом триумфа на Бродвее), но хеппи-энды она ненавидела так же люто, как и лидер «рассерженных молодых» Джон Осборн.

Вполне понятно, что пьеса Дилени должна была заполнить лакуну в афише Московского ТЮЗа: долгие годы единственным спектаклем о половозрелых подростках здесь были «Романтики» Ростана. Однако прагматические соображения (репертуарные в частности, кассовые в особенности) никогда не были для Генриетты Яновской решающими: в лучшем случае она может их учесть, но она не способна ими руководствоваться.

Яновская -- хороший главреж и любит выводить в люди молодых артистов. В ее спектаклях сделали себе имя Юлия Свежакова, Игорь Гордин, Евгений Сармонт; «Вкус меда» обяжет критиков и, хочется верить, кинорежиссеров обратить внимание на Наталью Мотеву (впрочем, она уже сейчас снимается у Юрия Германа). Мотева отменная актриса на роли «прекрасных дурнушек», она играет смело и напористо, превосходно справляясь с той преувеличенной резкостью жестов и интонаций, с той стилистикой «правдоподобия, заостренного до неправдоподобия», которую предлагает своим артистам Яновская. Состав жизни в спектаклях Яновской всегда сгущен, перенасыщен: если его взбаламутить (вспомним учебники), в нем образуются кристаллы, и эта метаморфоза душевного вещества -- самое драгоценное для режиссера. Актер либо умеет существовать в этом состоянии перенасыщенности, либо нет; в последнем случае ему ничего не остается, кроме как прятаться за карикатурной характерностью. Екатерине Александрушкиной (Элен) во «Вкусе меда» приходится агрессивно комиковать; Мотева играет всерьез и по делу. Может быть, ей пришлось бы трудно в менее плотной атмосфере, но тут она чувствует себя естественнее, чем рыба в воде. Тем не менее предположить, что Яновская ставила спектакль исходя из нужд актрисы, тоже немыслимо: выбор этого режиссера в основном определяется личными нуждами. Для режиссеров ее поколения крайний индивидуализм был залогом творческой состоятельности.

Известно, что Яновская долго искала пьесу о/для молодежи, усиленно читала новых «новых», выделила для себя кое-какие имена (но не тексты) -- и, наконец, вернулась к доброму старому «Вкусу меда». Можно погадать о причинах, начиная с самой формальной: режиссер и автор пьесы почти сверстницы. Думаю также, что Яновская привыкла доверять людям, имеющим опыт беды и бедности больше, чем клубным завсегдатаям (пошлей которых только недотепы, притворяющиеся клубными завсегдатаями); Шейла Дилени, которая в свои восемнадцать успела помыкаться, работая то помощником продавца, то клерком на молочном складе, то билетершей, должна быть ей по-человечески симпатична. Главное, однако, свойства не автора, но самой пьесы: ее пронзительное, наивное человеколюбие и яростный, стопроцентно искренний морализм. Давно бы уже пора заметить, что «рассерженные молодые» были такими моралистами, что куда до них чопорным викторианцам.

И еще одно: при всей своей ироничности (иногда довольно безжалостной) Яновская, как мне представляется, наделена довольно сильным инстинктом ответственности и уважает это качество в людях. Человек должен быть готов ответить за все, в особенности за свои слова. Текст, в котором чувствуется умение автора в любой момент прогнуться: ну да, мол, я так сказал, но вы же понимаете, что это не вполне всерьез, мы же современные люди и т.д., -- да, он может быть чертовски талантлив (мне, впрочем, такие не встречались), но все равно он вызывает чувство некоторой брезгливости. Однако это самое «не-вполне-всерьез-вы-же-понимаете» очень свойственно новым «новым» и является, по моему мнению, органическим пороком пьес Вырыпаева, Курочкина, бр. Пресняковых и далее по списку.

Шейла Дилени за свои слова отвечала и хотела отвечать. Может быть, поэтому она сумела сказать так мало.