На вопросы газеты "Время новостей" отвечает главный редактор независимого информационного агентства SENSE (Служба новостей стран Юго-Восточной Европы) Мирко КЛАРИН, один из лучших в Европе исследователей деятельности Международного трибунала по бывшей Югославии в Гааге.

-- Вы согласны с тем, что к концу следующего года все до последнего обвинения по югославским военным преступлениям будут выдвинуты и ничего нового не появится?

-- Да. Но если на территории бывшей Югославии не вспыхнут новые конфликты и не будут совершены новые преступления, как, например, сейчас это периодически происходит в Македонии. Сколько еще обвинений выдвинет главный прокурор трибунала Карла Дель Понте -- неизвестно. У меня есть информация, что ведутся расследования по 35 делам, имеющим отношение ко всем балканским конфликтам.

-- Могут ли правоохранительные органы республик бывшей Югославии самостоятельно расследовать военные преступления?

-- Все народы бывшей Югославии до сих пор себя считают только жертвами, а своих врагов -- только военными преступниками. Военные преступления на Балканах совершены десять лет назад. При желании Белград или Загреб уже могли бы наказать злодеев. Есть много технических и процессуальных вопросов, на которые балканское правосудие еще не способно дать квалифицированного ответа. Например, гарантии безопасности свидетелей: предполагается, что на судах в Белграде свидетелями должны выступать косовские албанцы, а на процессах в сербской Боснии -- боснийские мусульмане. Пока это невозможно. Требуется и реальное международное содействие, прежде всего в Боснии. Там, кстати, не так давно при Верховном суде сформирована специальная юридическая палата по расследованию военных преступлений.

Очень противоречива хорватская практика. Суд над генералом Норацем тянулся почти два года, но все-таки завершился вынесением обвинительного приговора. Трибунал наблюдал за ходом процесса, но официально свою позицию пока не обозначил. От этой оценки зависит, позволено ли будет Хорватии проводить судебные процессы по таким важным делам в будущем. А на процессе в Сплите, где рассматривалось дело о пытках заключенных в тюрьме Лора, вообще все было по-другому: прямое запугивание свидетелей, пристрастные судьи...

Полагаться на объективность и мудрость судов в бывших югославских республиках еще рано. Но им предстоит огромная работа, ведь деятельность трибунала в Гааге рано или поздно завершится. Через трибунал пройдут в лучшем случае не более 200 или 250 обвиняемых, а число военных преступлений, совершенных в годы конфликта, исчисляется тысячами. До сих пор во многих странах мира судят нацистских преступников. Думаю, и с бывшей Югославией будет то же самое.

-- Сильно ли влияет на работу Гаагского трибунала политика?

-- Вот уже десять лет как трибунал работает в атмосфере политики, но эта атмосфера есть только за его стенами. Все без исключения юристы, занимавшие пост главного прокурора, категорически отрицают даже теоретическую возможность того, что на этот орган правосудия можно оказать политическое давление. Лучший пример -- выдвижение обвинений против лидеров боснийских сербов Радована Караджича и Ратко Младича. В свое время это вызвало сильное недовольство международных посредников: поскольку Караджич и Младич в ту пору являлись участниками переговоров, было непонятно, как продолжать переговоры с обвиняемыми.

То же самое касается и сербского лидера Слободана Милошевича, обвинения против которого выдвинула весной 1999 года главный прокурор Луиза Арбур. Я недавно с ней беседовал, так сказать, с пристрастием. Я интересовался, давал ли кто-то зеленый свет на выдвижение обвинения против Милошевича (напомню, что в ту пору НАТО наносило воздушные удары по Югославии), не опасалась ли она, что и без того сложная ситуация станет тупиковой, поскольку у обвиняемого политика вообще не останется интереса к переговорам. Арбур клялась, что действовала самостоятельно, что ни один политик не был заранее информирован о ее намерениях.

Единственный известный мне случай попытки политического давления на трибунал -- это визит к его руководителям российского посла в Голландии осенью 1995 года. Я специально занимался этим вопросом. Московский дипломат, имевший, как он пояснил, полномочия МИД России, обратился к тогдашнему председателю трибунала итальянскому юристу Антонио Кассезе и главному прокурору Ричарду Голдстоуну за разъяснениями: нет ли возможности заморозить обвинения в адрес Караджича и Младича? Дипломат получил отрицательный ответ, а на следующий день была собрана пресс-конференция, где журналистам обо всем рассказали.

-- Тогда почему не выдвинуты обвинения против хорватского президента Франьо Туджмана или полевого командира Томислава Мерчепа, о причастности которых к совершению преступлений хорошо известно?

-- Сбор юридических доказательств -- долгий и сложный процесс. Думаю, что главная причина в том, что прокуратура еще не смогла (или уже не смогла) собрать достаточное количество обвинительных доказательств. В тексте первого обвинения хорватов в преступлениях, совершенных против сербов, Туджман упоминается как один из соучастников. Думаю, он был бы среди обвиняемых. Но природа распорядилась быстрее правосудия -- в конце 1999 года хорватский президент скончался.

Кроме того, по-прежнему ощущается отсутствие или, скажу мягче, недостаток воли к сотрудничеству с трибуналом со стороны участников конфликтов в бывшей Югославии. Они отказываются предоставлять документы, открывать архивы, не позволяют общаться со свидетелями. Это ярко проявлялось в Сербии в период пребывания у власти Милошевича, да и сейчас, кстати, есть такие проблемы. Во времена Туджмана Хорватия тоже избирательно сотрудничала с трибуналом. Поэтому некоторые расследования, начатые десять лет назад, не завершены.