Книга Виктора Пелевина называется «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда». «ДПП (нн)» включает в себя вступительный стишок, роман «Числа» и шесть рассказов, один из которых назван повестью. Еще имеется подзаголовок: «избранные произведения». Обычно «избранным» называют то, что автор избрал из знакомого публике корпуса своих сочинений, нам же предлагаются тексты новые, чего потенциальный потребитель может и не понять. Возможно, изготовители продукта свято верят: вся грамотная Россия столь напряженно следит за любыми телодвижениями культового литератора, что можно обойтись и без пиар-ухищрений. Возможно, дело обстоит проще -- книга вышла в «авторской редакции», хотя и имеет «ответственного редактора» (явно не перетрудившийся Д. Малкин). Выпущен лиловый томик не «Вагриусом», лет шесть издававшим Пелевина и всяко его раскручивавшим (это важно), а «Эксмо» (это пока не важно, но станет важно потом, когда Пелевин сочтет нужным расплеваться с сегодняшними партнерами). По-хорошему, здесь бы надо поставить точку -- ибо никаких новых эмоций (и тем более мыслей) плод четырехлетних трудов Пелевина (роман «Generation «П» был опубликован в марте 1999 года) не вызывает.

Если бы я был не я, а истовый потребитель голубого сала, надлежало бы написать, что нас одарили грандиозным проектом, предполагающим две интерпретации. То ли Владимир Сорокин, уверившись, что автор «Чапаева и Пустоты» стал таким же классиком, как Толстой, Достоевский и Ахматова (а значит так же, как они, требует глумливой «деконструкции»), соорудил пелевинского клона и отнес его сальный опус в «Эксмо». То ли, напротив, Пелевин, взяв на вооружение сорокинские наработки, занялся пародийным автоклонированием. Оно вроде бы и резонно: унылое и самоупоенное тиражирование «фирменных» тем, сюжетов и интонаций, наскоро припудренных «актуальными» реалиями (наркотики, секс-шопы, Интернет, разборки, Багамы, PR и доллары, доллары, доллары, они же баксы), давно и прочно стало уделом многих некогда заслуженно славных писателей (имен не называю -- легче назвать исключения). Хороша модель, но, увы и ах, не работает. Даже если забыть, что я -- это все-таки я, а не развеселый изобретатель литературных фикций и выходов из безвыходного положения. Прежние работы писателей, ныне задавленных инерцией и суетным желанием не отстать от комсомола, зачастую не потускнели и уж во всяком случае сохранили историко-литературное значение. Писателям этим есть что клонировать и -- соответственно -- куда падать. Пелевину -- некуда.

Некогда остроумный Иван Иванович Дмитриев, регулярно получавший графоманские изделия графа Хвостова, выработал идеальную формулу ответа старинному знакомцу: новое сочинение Ваше ни мало не уступает всем предшествующим. Лукавил почтенный сочинитель? Разумеется, лукавил. У графа Хвостова бывали истинные триумфы бессмыслицы, доставлявшие просвещенным литераторам «чистую радость», но случалось ему писать и вполне пристойные вирши, которые разочарованные насмешники в своем кругу именовали «бесцветными». И все же Дмитриев был прав: Хвостов всегда оставался Хвостовым. Так Пелевин остается Пелевиным. Аналогия, конечно, хромает. Незадачливый стихотворец, разорившийся на изданиях собственных сочинений и ставший на века притчей во языцех, граф Дмитрий Иванович был, во-первых, редкостно добрым и чистым душой человеком, а во-вторых -- при всех его «зубастых голубях» -- истинным литератором: он трогательно и преданно любил словесность, искренно радовался успехам собратьев по цеху (в том числе тех, кто немилосердно над ним измывался, -- а Хвостов об этом знал), стоически сносил язвительные эпиграммы, салонные пересуды и издевательские «комплименты». Ничего подобного об успешливом поставщике бестселлеров, страсть как озабоченном своим privacy, старательно изображающем равнодушие к литераторской суете и методично мстящем своим реальным, мнимым и потенциальным обидчикам, никак не скажешь. Но что есть, то есть: верность своей стезе вполне хвостовская. Пересказывать роман «Числа» и сопутствующие ему байки утомительно и скучно. (Скучнее, пожалуй, только их читать.) Объяснять, как именно Пелевин обхамил «Вагриус», значит становиться с ним на одну доску и множить грязь. (Ознакомившись с аллюзионными пассажами, испытываешь мощное желание принять душ и почистить зубы.) Анализировать слог предоставим лингвистам: они люди терпеливые, может, и обнаружат, чем это безъязычие отличается от среднепереводческого, среднелоточного, среднеинтернетовского. Указать на пару-тройку удачных «кавээнных» острот (пародийных слоганов в духе «Generation») не трудно, но бессмысленно: удачно сострить иногда удается и Шендеровичу, и Вишневскому, и, наверное, даже Петросяну. Вникать в суть тинейджерской философии -- невольно подыгрывать «мыслителю», зацикленному на трех аксиомах: а) в мире нет ничего, кроме грязи, лжи, порносайтов и башлей; б) как ни крутись, тебя непременно кинут; в) в последний момент «просветленному» заместителю Виктора Пелевина (неизменному герою его прозы) все-таки удастся выпрыгнуть из тотальной лажи и устремиться к свету Внутренней Монголии (и/или шенгенской зоны). Вести с ним полемику и объяснять, почему его глумливая, вихляющаяся и безответственная болтовня удачно впаривается не только клубным мальчикам пелевинской стати, но и иным вменяемым людям, -- увольте. Писал я про «Жизнь насекомых» в 93-м году, про «Чапаева и Пустоту» -- в 96-м, про «Generation «П» -- в 99-м. Хватит. Есть на такой случай бессмертные некрасовские строки: И погромче нас были витии,/ Да не сделали пользы пером.../ Дураков не убавим в России,/ А на умных тоску наведем.

P.S. Специально для знатоков литературного быта и искателей подоплек. Вам интересно, заметил ли я плевок в свой адрес? Заметил, грамоте обучен. Жест для Пелевина естественный. И не новый. Я не раз (см. выше) негативно писал о его текстах -- почему бы ему не отплатить мне хлестким словцом? Чем я лучше (хуже) Павла Басинского, которого Пелевин сходным манером пытался оскорбить в «Generation «П»? Если с рук сходит расчетливое хамство в адрес председателя букеровского жюри, чьей раритетной фамилией был отмечен главный негодяй «поколенческого» романа (как же трепетно кудахтала о «случайном совпадении» интеллигентнейшая адвокатура Пелевина, словно не замечая «антибасинской» выходки в том же опусе! о дивный новый мир!), то почему бы не полить помоями не только въедливых критиков (в конце концов это обычная литературная борьба), но и издательство, столько лет носившееся с Пелевиным как с писаной торбой?

И еще. За неделю, отделяющую нас от выхода в свет «ДПП (нн)», несколько человек обратилось ко мне с одним вопросом: «Рад, что Пелевин теперь провалится?» (Сходно характеризовалась в печати «моя» реакция на последний роман Бориса Акунина.) Так вот. Во-первых, не рад. (Мне бы ваши заботы.) Во-вторых, совсем не уверен, что «Числа» и иже с ними не будут пользоваться успехом. Прав был Иван Иванович Дмитриев: сочинение не уступает прочим. И если я в прежних опусах не мог отыскать достоинств, то почему подсаженная на Пелевина публика обязана теперь узреть его вымученность, безъязыкость и невоспитанность?