Когда подошел к концу торжественный прием, устроенный магистратом Дюссельдорфа по случаю открытия выставки современных российских художников, и над рейнским городом сгустились сумерки, когда спала дневная тридцатиградусная жара и повеяло ночной прохладой, когда приветливо и уютно засветились огоньки кафе и пабов, тогда на площади перед дюссельдорфским Кунстхалле можно было наблюдать странную чарующую картину... Изящнейшая дама в черном балетном платьице и в туфельках на высоких каблучках грациозно вальсировала с преклонных лет денди в белоснежном костюме, серебряном галстуке и золотым лорнетом на груди. Над головой у пары почему-то был раскрыт серебряный зонтик. Можно подумать, что снимался фильм из жизни артистической богемы начала прошлого века. Fin de siecle. Курорты. Модницы и модники. Огни кафе. Ананасы в шампанском. Легкий флирт. Стихи. Цветы. Шелест платьев и аромат духов. Но стоп. Присмотримся к вальсирующим внимательнее. Что за зрительные галлюцинации? Под носом танцующего господина характерная щетка-усики. А волосы зализаны в пробор, над которым так смачно издевались в своих антифашистских карикатурах художники Кукрыниксы. Не тот какой-то флирт выходит. Какой-то очень политически экстремальный. Поневоле подходишь ближе. И... хлоп. Падаешь без чувств на зеленый газончик у фонтана. В танцующей паре узнаешь директора Московского Дома фотографии Ольгу Свиблову и загримированного под «фюрера на пенсии» великого лицедея всех времен и народов Владика Мамышева-Монро.

Так экстравагантно эта сладкая парочка праздновала открытие выставки «Новое начало. Современное искусство из Москвы», организованной правительством Москвы, магистратом Дюссельдорфа, Московским Домом фотографии и дюссельдорфским Кунстхалле при поддержке Metro Group в рамках программы сотрудничества между городами-партнерами, Москвой и Дюссельдорфом. Экстравагантного и даже экстремального в этом проекте хоть отбавляй. Начать с того, что куратором выступила сама Ольга Львовна Свиблова. Не вняв изощренным и рафинированным концепциям принятых на Западе выставок Contemporary Art, сработанных по модели интеллектуального кроссворда, она привезла что-то свое, что-то очень «свибловское», что-то напоминающее метод забойщика и крепильщика донбасской угольной шахты Алексея Стаханова. Даешь 227 тонн угля в смену! Даешь перевыполнение плана первой артпятилетки третьего тысячелетия досрочно! Мы рапортуем, а Дюссельдорф рапорт наш принимает!

Самоотверженная Ольга Свиблова вывалила на-гора все мало-мальски значимое из репертуара выставочных программ московских и петербургских галерей последних лет. Тут тебе и Пепперштейн, и Братков, и Полисский, и Куприянов, и Алексеев, и Гутов, и Макаревич с Елагиной, и Глюкля с Цаплей, и Чернышова, и Данильцев, и Шутов с Салаховой, и Монро, и отвечающие за честь державы Дубоссарский-Виноградов & Кулик. Рисковый, конечно, шаг. Грозящий респектабельному немецкому городу с тремя превосходно устроенными музеями современного искусства приблизительно тем же, чем грозит вышедший из берегов Рейн аккуратненьким германским деревенькам. Стихийным бедствием. А вот поди ж ты. Обошлось.

В который раз хрупкая Ольга Львовна укротила строптивых братьев-журналистов и убедила, что изготовленный ею наваристый борщ русского искусства и вкусен, и сытен. В других дюссельдорфских музеях -- истонченность сервировки и гурманские десерты из искусства звезд -- Базелица, Чэпменов, Микеланджело Пистолетто и Билла Виолы, а у нас -- обед по-московски. Все заявленные в каталоге темы (поиск идентичности, рефлексия на тему новых реалий жизни, крах утопического сознания, деструкция мифов, виртуальные миры, экзистенциальное томление) слиплись в залах во что-то внушительное, монументальное и корпулентное. Значительное. Такой представляется боярин, у которого капуста из жирных щей застряла в окладистой бороде. На фотоинсталляции Александра Петлюры барочная империя постсоветских вещей. На оживающей видеокартине Айдан Салаховой «Любовь и смерть» -- шикарные восточные ушуистки, танцующие с мечами. На фотопанораме группы АЕС+Ф -- дети в виртуальной пустыне, играющие в звездные войны. Мимо них несется управляемая ренессансными путти «Птица-тройка» Дубоссарского-Виноградова. Ее тормозит застывшая в прыжке теннисистка с упругими бедрами и стройными ляжками -- таксидермический манифест сексиста Олега Кулика. С другой стены свирепо зырят омоновцы (фото Сергея Браткова), вооруженные автоматами Калашникова. Тут же крутится мишень из заверченного спиралью ствола березы от Николы Овчинникова. А в коридоре на огромных фотографиях аффектированно страдает томный Пьеро эпохи Вертинского -- Мамышев-Монро, и из мониторов поют песни заснятые Дмитрием Гутовым слепцы подземного перехода. Всего отчаянно много и смысл всего отчаянно смутен. Наш экстремальный ответ немецкому Gesamtkunstwerk -- совокупному художественному объекту времен Вагнера и Ницше.

Главную тему все-таки попытались вытащить бедолаги немецкие журналисты. Обозреватель Frankfurter Allgemeine Zeitung Георг Имдаль назвал свою статью «На закате утопии». Новое русское искусство, по его мнению, это что-то такое очень саркастичное, социально-критическое, завернутое на реальность, а потому -- врачующее коллективные гипнозы и комплексы. С известной долей условности, наверное, можно сказать, что благодаря щедрой репрезентации и хорошему технологическому уровню самих работ социальная тема антиутопии оказалась лейтмотивом. Однако помимо понятия Gesamtkunstwerk немецкая культура очень чтит слово Kunststuck -- «кунштюк»: стимулирующие воображение розыгрыши, легкие и остроумные шуточки и штучки. Параллельно с нашей выставкой во Дворце искусств Дюссельдорфа последние дни показывалась гениально подготовленная кураторами (в том числе директором Дворца искусств Жаном Мартеном) подробнейшая «энциклопедия» кунштюков под названием «Бесконечная загадка. Дали и маги многозначности». В сонме этих магов и Арчимбольдо, и Мэн Рей, и Пикассо, и Магритт, и Зигмар Польке. Гипнотизируют и вводят в транс они при помощи анаморфоза, ложной перспективы, картин-перевертышей, картин-паззлов. Кто из наших «новых» может быть сказочником и вдохновенно играть в кунштюки? Судя по выставке в Кунстхалле -- немногие. Среди них -- романтические Глюкля с Цаплей (Наталья Першина и Ольга Егорова), повесившие в темном лабиринте разговаривающие на немецком платья -- каждое со своей историей и судьбой. Еще Никита Алексеев, выстроивший из четырех зеркал на мольбертах траекторию «пяти шагов до реальности». Ну и, конечно, Влад Королевич Мамышев-Монро. Свое пребывание в Дюссельдорфе он превратил в отличный кунштюк, карнавальный артефакт, непрерывный перформанс. Явился на открытие в образе анти-Гитлера: белого антипода фюрера, в дорогом щеголеватом костюме, руки в перстнях, нос в пудре, на груди -- монокль с сапфиром, на кокетливой сумочке -- ангелочек. Потом расширил диапазон образов от Людвига Баварского до чеховского Гаева. И по улицам ходил декадент-декадентом: покручивая моноклем, картинно опираясь на зонт. Немцы замирали с раскрытыми ртами и специально забегали вперед по пути следования «антифюрера» удостовериться, что с ними происходит, что у них с глазами. А под конец Монро танцевал с Ольгой Свибловой. И все московские и дюссельдорфские официальные лица растроганно обнялись.

Остается добавить, что выставка в Дюссельдорфе открылась как раз в последний день работы экспозиции Хельмута Ньютона в МДФ в Москве. По словам Ольги Свибловой, мостиком, соединяющим эти события, является конкурс «Серебряный венок», цель которого -- расширить сферу культурного сотрудничества Москвы и мира.