Новая пьеса скандально известного британского драматурга Марка Равенхилла написана о том же, о чем написана другая, триумфально обошедшая подмостки всей Европы и заглянувшая на огонек в Россию (см. спектакль Ольги Субботиной в «Центре драматургии и режиссуры») пьеса Shopping&Fucking. О чем эти пьесы? Вижу лес поднятых рук и слышу радостные ответы: «О педерастах! О педерастах!». Ответ правильный, но не точный.

Гомосексуалисты, а также евреи, негры, чеченцы и одноногие лесбиянки бывают разные. И посвященные им произведения искусства -- тоже разные. Для фильмов Лукино Висконти гомосексуальная тема ой как важна, но между Висконти и Равенхиллом не просто пропасть, а бездна. Поэтому постараемся дать более точный ответ: пьесы британца о маргиналах, большая часть которых действительно страдает перверсиями. Этим людям устройство Солнечной системы и мироздания в целом видится сгустком дерьма. Обычные человеческие отношения, в которых естественным образом присутствуют и карьеризм, и фальшь, и предательство, и компромиссы, -- сгустком исключительного дерьма. Для того чтобы почувствовать вкус настоящей жизни, надо повиснуть над бездной -- наширяться, заболеть СПИДом, изувечить себя и других. Садомазохизм -- высшая стадия искренности, недоступная нормальным людям. В мире есть лишь две подлинные вещи -- болезненная страсть героев друг к другу и ненависть к гребаной (раньше бы сказали «буржуазной») реальности. Все персонажи, пытающиеся вернуться к нормальной жизни, -- предатели идеалов. Настоящий человек не останавливается на полдороги и не поворачивает вспять. Он идет до конца, движимый страстью к саморазрушению и разрушению мира вокруг. Это трагический конец контркультурного бунта, в котором секс, наркотики и рок-н-ролл принесли не свободу, а болезненную зависимость от собственных инстинктов. Любовь (та, о которой писал апостол Павел) действительно делает свободным, свободная любовь -- рабом.

Об отщепенцах много писали и прежде, но по-другому. Отверженных, униженных и оскорбленных героев классической литературы жизнь сама вытеснила на обочину, и им на этой обочине было очень неуютно (Соня Мармеладова -- проститутка, но ей в голову не приходит этим гордиться). Пьесы «новой волны» (Равенхилл, Сара Кейн, Мариус фон Марийенбург) зафиксировали важную перемену общественного сознания. Отклонение от нормы предлагается теперь в качестве нормы. И -- если не для реальной, то для театральной жизни -- нормой становится. Произведения маргиналов о маргиналах стали мейнстримом, в который то и дело поступают финансовые вливания из культурных институтов разных стран. Такого всеобщего признания заглядывавшие на дно жизни и собственной души Жан Жене или Луи Селин знать не знали. То, что должно по определению быть на периферии, смещается в центр. Собственно, именно этим идея политкорректности и отличается от идеи о том, что непохожие на нас люди тоже имеют право на существование.

Пора, однако, рассказать о спектакле. Пьесу Равенхилла поставил Кирилл Серебренников, самый яркий представитель нового поколения режиссуры, выпустивший в прошлом году превосходный «Пластилин» по пьесе молодого драматурга Василия Сигарева. То, что Серебренников талантлив, видно невооруженным глазом и с первых минут. Читать Равенхилла мне скучно и, по правде говоря, противно. Смотреть спектакль интересно. «Такие пьесы не материал для постановки, а повод, -- объяснял когда-то Серебренников. -- Когда мы выкинули из «Пластилина» все ремарки, то там осталось: "бля.. ага.. угу.. отсоси...". С таким текстом сложнее работать, чем с «Гамлетом». Понимаешь?»

Понимаю. Плавать на мелководье неудобнее, чем в океане. Серебренников плывет и плывет красиво. В спектакле отличная сценография Николая Симонова: выложенное кафелем белое пространство обрамлено желобами с водой -- то ли больница, то ли общественный сортир, то ли морг. Несущая конструкция напоминает что-то вроде многосоставного турникета, на котором герои совершают акробатические кульбиты. Спектакль отлично выстроен ритмически и прекрасно решен пластически -- в какой-то момент он и вовсе напоминает хорошо поставленное гомоэротическое шоу. Режиссер и артисты обнаруживают отменное чувство юмора. Типичные равенхилловские британцы снабжены приметами наших людей. У Ника (Алексей Кравченко) внешность и повадки коренастого русского паренька, носит он характерный спортивный костюмчик. Страдающий комплексом нарциссизма гомосексуалист Виктор (Анатолий Белый) говорит с сильным украинским акцентом. Пытающаяся стать депутатом Хелен (Елена Новикова) похожа на обкомовскую дамочку. Один из лейтмотивов -- музыка из «Чио-Чио-Сан» Пуччини -- придает происходящему умилительную сусальность. Конечно же иронически обыгранную.

И главное: самой невероятной сценической ситуации Серебренников умудряется найти точный и выразительный сценический эквивалент. Например, сыграть сцену в морге, в которой умерший от СПИДа Тим (Евгений Писарев) оживает (не реально, а ментально) и просит влюбленного в него Виктора в последний раз доставить ему наслаждение? Сексуальный акт с трупом -- это задачка не для бездарных и слабонервных. Серебренников справляется с ней блестяще. Ему удается перевести весь этот физиологический кошмар в эстетическую плоскость. Прорвать глянцевую оболочку спектакля и заставить поверить в подлинность происходящего. Раньше подобных отважных и технологичных режиссеров у нас не было. Но главной задачи, как кажется, Серебренников все же не решил. Мелководье так и не стало океаном. Экзистенциальных глубин «Ночного портье» с потрясающими Диком Богартом и Шарлоттой Ремплинг в спектакле нет и, видимо, быть не может. Потому что пьесы «новой волны» повествуют о другом -- об экзистенциальной пустоте, отменить и заполнить которую не может самый отменный режиссерский антураж.