Вчера в Музее изящных искусств на Волхонке открылась выставка «Диалоги в пространстве культуры». Это кураторский проект директора ГМИИ Ирины Антоновой. Проект приурочен к юбилею императрицы музейного мира. Проект очень статусный и очень пафосный. Ирина Александровна призвала лучших искусствоведов Москвы и предложила им поиграть в ассоциации. В фондах музея каждый нашел свою любимую пару шедевров и порассуждал на тему «бывают странные сближенья». Участников (и пар) тринадцать. Среди игроков -- Дмитрий Сарабьянов, Марина Свидерская, Людмила Акимова, Ирина Данилова, Виталий Мишин, Евсей Ротенберг...

В выборе пар шедевров единый принцип не наблюдается. Выставка стала парадом многих доступных нашему брату-искусствоведу методов изучения свободных художеств. Замдиректора по науке Виталий Мишин предпочитает реконструкцию глобальных смыслов. Семиотики связали бы его метод с эпистемологией. Ученый выставил три африканские статуэтки народов сенуфо, чокве и бидього и сравнил их с эскизами картин Пабло Пикассо. Морфологическое родство объясняется разбитой вдребезги классической картиной мира начала XX века. Сергей Булгаков называл творчество Пикассо «воплем ужаса пред миром». По мнению г-на Мишина, традиционная африканская скульптура помогала художнику увидеть «истоки человеческой истории, разрушительные первобытные инстинкты, дремлющие под тонким покровом цивилизации».

Дмитрий Сарабьянов подтвердил свою приверженность исторической компаративистике. Феноменальная знаточеская эрудиция позволила мэтру пополнить список заочных учителей Павла Федотова именем рафинированного французского живописца рококо Антуана Ватто. Действительно, мизансцены федотовской акварели «Бивуак» напоминают созданный за сто сорок лет до того «Бивуак» Ватто.

Виктория Маркова представила маленький научный этюд в духе иконологии Варбургской школы. Живописцы голландец Юриан ван Стрек и итальянец Бернардо Строцци каждый по-своему обыграли тему vanitas (суета сует). В протестанской Голландии тему представляли «умные вещи»: шлем с пышным плюмажем (тщета земной славы), череп со обвившимся вокруг хлебным колоском (эмблема «Надежда на другую жизнь»). В католической Италии слова о бренности бытия будто бы произносятся с иезуитским сарказмом. «Суета сует» генуэзского монаха-капуцина Строцци -- это молодящая старуха в декольте. Когда картины повесили рядом, проявились мистические совпадения. У голландца -- череп с перьями. У итальянца -- старуха с ввалившимися щеками. В волосы ей тоже втыкают перо.

Приведенных примеров достаточно, чтобы оценить серьезность предпринятой затеи. Добавьте к этому еще гигантские двухстраничные экспликации -- статьи, сопровождающие каждую пару. Язык их, родной для искусствоведов, для всех остальных странен, темен и похож на вычурный орнамент маньеризма. Вот характерный пример: «Два образа, отмеченные обаянием пленительной женственности, той, что рождается на переходе от отрочества к юности. Один овеян легким весенним дыханием пробуждающейся девической грации и нежности, по-северному робкой и скрытой под внешней бесполостью угловатого подростка; другой -- по-южному чувственен, с едва ощутимым отпечатком неги, подобный готовому раскрыться бутону, от почти детства способный стремительно шагнуть к расцвету -- налиться щедрой полуденной полнотой ранней зрелости» (Марина Свидерская). Кто бы мог подумать, что это о картине Пикассо «Девочка на шаре» и о туалетной ложечке в виде плывущей женской фигуры с лотосом, сделанной в Египте аж в начале XIV века до н.э.

Я представил себе иностранца, никогда не узнающего, что такое «полуденная полнота зрелости», «энергичный удар кисти», «героическая зона картины». Мало кто из русских долетит до середины каждой аннотации, а с иноязычным гостями столицы что делать-то? Как оценят они тонкость методологических штудий, богатство ассоциаций? Диалог внутри каждой пары состоится для них только при наличии внятной пластической интриги, точно увиденных живописных лейтмотивов. Убедить в идеальной остроте художественного зрения удалось не всем участникам, но многим. Тем, о которых упоминалось, удалось наверняка. Одна из лучших пар увидена сотрудником ГМИИ Екатериной Алленовой. «Канатоходка» Леонида Соломаткина вкупе с «Танцовщицей у фотографа» Эдгара Дега становится метафорой основной для выставки идеи импровизации -- умения красиво балансировать между преднамеренным и спонтанным, ожидаемым и случайным.

Юбилейный проект директора ГМИИ может показаться герметическим, корпоративным и сложным для непосвященных. По моему мнению, при всем при том он мог бы стать новой формой общения музея с любителями изящного. «Диалоги» хочется видеть в формате отличного CD-ROM или сайта. Чтобы картинки смотреть и большие научные тексты читать не только в залах ГМИИ, но и сидя в кресле дома. Чинно, с расстановкой. Заодно обмениваться мнениями в чате, следить за рейтингом лучших пар, добавлять новые. Исходя из принципа интерактивности, общую оценку «Диалогам» я ставить не буду. Пусть место точки в названии статьи определит посетитель музея. Потом расскажет.