В театре «Школа современной пьесы» поставили пьесу самого современного из живущих ныне в России драматургов -- Евгения Гришковца. Совсем недавно другую сценическую версию той же пьесы выпустили в «Табакерке». Это был удивительный спектакль, все достоинства которого (яркие типажи, острая характерность, милые гэги) совершенно разрушали смысл и обаяние литературного первоисточника. «Город» в «Табакерке» был превращен Александром Назаровым в бытовую комедию с лирическими отступлениями, то есть сделан в значительной степени вопреки тексту, на каждой фразе которого стоит издалека узнаваемое тавро Евгения Гришковца -- не комедиографа, а внимательного наблюдателя жизни. Худрук «Школы» Иосиф Райхельгауз, напротив, демонстрирует довольно точное понимание того, как и о чем написан «Город».

Он верно почувствовал, что одним из основных героев «Города» является сам мегаполис -- с его шумами, запахами, гулкими дворами, нарядными фасадами и пугающей изнанкой. Зрителям, толпящимся у парадного входа театра, выдают схему, на которой нарисовано, как попасть в «Город». Идти надо буквой «зю», мимо строительных лесов и спрятавшихся от глаз прохожих нежилых зданий, чтобы потом, поднявшись по шаткой лестнице, войти в «Школу современной пьесы» с черного хода. Здесь вам выдадут программку, где сообщается, что гардероб, туалет и буфет не работают и что весь спектакль вас будет сопровождать реальный шум с Трубной площади. Возникающее у зрителей ощущение, что действие разворачивается не в типовой квартире, а именно в городской среде, довольно точно передает атмосферу пьесы. И это первое завоевание режиссера. Второе состоит в точно переданном мотиве разобщенности героев. С помощью Давида Боровского Райхельгауз нашел весьма точный ее эквивалент. Ни подиума, ни вообще какого бы то ни было пространства, которое можно назвать сценическим, в этом спектакле нет. Персонажи сидят на высоких стремянках, помещенных непосредственно в зрительскую массу. И что бы они ни делали и не говорили -- между ними пропасть.

Александр Назаров превратил «Город» в спектакль о том, как тонкий и душевно ранимый человек бежит от надоедливых родных и грубоватых близких к новой жизни и, очевидно, к новым более симпатичным людям. Райхельгауз «экзистенциализировал» ситуацию. В его спектакле не только главному герою, но и всем остальным явно хочется убежать -- жить-то на стремянке ой как неудобно. Противопоставления страдающего интеллигента и жлобоватой среды здесь нет (как, впрочем, нет его и в пьесе). Герой «Города» спасается от милых и, в сущности, очень похожих на себя людей. Бежит, чтобы разрушить унылую повторяемость событий. Заново обрести себя. В случае со спектаклем Райхельгауза -- взять другую высоту.

Безусловно, лучше и интереснее, чем в «Табакерке», придуманы в «Школе» все второстепенные роли. «Табакерский» друг Героя в исполнении Сергея Угрюмова оказывался простоватым, но хитроватым субъектом. Виктор Шамиров играет странного, болезненно-изломанного типа, в котором будущий «беглец» отражается как в искривленном зеркале. Евгения Добровольская играла жену героя особой, явно склонной к женским истерикам, Юлия Меньшова -- нежной, любящей и страдающей женщиной. Валерий Хлевинский (отец героя), не жалея сил и красок, создавал образ бывшего партийного бонзы, Альберт Филозов играет заботливого родителя, не менее, чем сын, страдающего от комплексов и всеразъедающей рефлексии. И наконец, исполняющий главную роль Саид Багов, худой, желчный, с голым черепом, холодноватой улыбкой и отрицательным обаянием, решительно не похож ни на исполнителя этой роли в «Табакерке» Сергея Беляева, ни тем более на самого Гришковца. И это, как мне кажется, помещает «Город» в неожиданный, но в действительности точный контекст. Главный герой в данном случае не только и не столько alter ego автора (хотя именно так он поначалу и воспринимается), сколько парафраз Зилова из «Утиной охоты», эгоист и самоед, удачливый неудачник, человек, жаждущий перемен и вечно неудовлетворенный всем, что его окружает. Лишний человек, одним словом. Гришковец оказался таким образом у Райхельгауза не просто первооткрывателем новых тем и интонаций, но и продолжателем традиций русской литературы.

В общем, с какой стороны ни подойди -- спектакль «Школы современной пьесы» на уровне замысла побеждает спектакль «Табакерки» за явным преимуществом. На уровне воплощения они оказываются в одну цену. Во-первых, умение почувствовать автора -- есть условие необходимое, но недостаточное. Во-вторых, достоинства постановки в данном случае оборачиваются ее недостатками. Райхельгауз лишает своих артистов всех обычных театральных приспособлений -- знай сиди себе на стремянке и органично произноси текст. Но для того, чтобы справиться с такой задачей, нужны артисты не просто хорошие, а почти гениальные. И где их, спрашивается, взять? Причем взамен старых никаких новых приспособлений Райхельгауз артистам не дает. Тот же Саид Багов всю дорогу читает (а точнее, делает вид, что читает) одну и ту же книжку. Первые пятнадцать минут еще веришь, что он этой самой книжкой увлечен, но к концу второго часа вера иссякает.

В оправдание Райхельгауза можно сказать, что, как ставить «Город», не знают не только в «Школе современной пьесы», но и, подозреваю, вообще нигде. В мировой литературе немало хороших пьес с несчастливой театральной судьбой. Кстати, «Утиная охота» из их числа. И если «Город» пополнит в конечном итоге печальный список, можно будет утешать себя тем, что он оказался в безусловно прекрасной компании.