Москва достойно отпраздновала юбилей. В Центральном Доме архитектора прошла международная конференция, посвященная мастеру. В Музее архитектуры открылась большая выставка, которую почтил своим присутствием знаменитый деконструктивист, автор проекта музея «Гуггенхайм--Эрмитаж» Рем Куулхаас. На фасаде дома, где жил Леонидов, открыли мемориальную доску... Громкие фанфары звучали в честь того, кто создал за всю жизнь пять ставших известными, но оставшихся нереализованными проектов и построил лестницу санатория в Кисловодске.

Синдром Леонардо да Винчи -- опасная вещь. Убеленные сединами профессора могут вещать с высоких трибун о наследии, феномене, значении и роли, а известный журналист газеты «Коммерсант» Григорий Ревзин скажет, что проекты Леонидова «в переработанном виде блестяще реализованы архитектором Посохиным-старшим в форме Нового Арбата». У каждого своя правда. Гениальная простота языка леонидовской архитектуры в самом деле может озадачить. Высказывание на этом языке может быть или откровением, или пошлым трюизмом.


Эолова арфа

Выставка в Музее архитектуры представляет нам почти все наследие Леонидова. Первое впечатление: перед тобой хаотичные фрагменты гигантской фрески средневекового художника. Многие наброски выполнены на доске в технике, максимально приближенной к иконописной. Оно и не мудрено: в детстве крестьянский сын с хутора Власиха б. Старицкого уезда Тверской губернии Леонидов учился иконописи у местного богомаза. Эскизы художника на дереве и бумаге (особенно поздние, к фантастическому «Городу Солнца») весьма напоминают воображаемые города -- фоны средневековых алтарей. Те же пирамиды, башни, аркады. Прозрачные и бесплотные. Сквозь них просвечивает фактура дерева или бумаги. Александр Иванов назвал бы такую живопись «гениальной вплоть до безымянности художника». Стиль Леонидова можно уподобить мембране, чутко реагирующей на воздушные потоки. Он заполняет ими прозрачные резервуары и подвешивает к облакам на тросах-стапелях («Институт библиотековедения на Воробьевых горах», 1927). Рождается архитектура -- эолова арфа. Играет от движения стихий (воздуха, земли). В ней нет авторского присутствия. Ничего личного. Ничего лишнего. По меткому выражению гостя вернисажа Рема Куулхааса, в сравнении с этой гениальной простотой вся сегодняшняя архитектура -- самый что ни на есть «украшенный торт».

Подвесить леонидовские фантазии к небесам, не опошлив и не исказив их, не смогут сегодня даже японцы с их хай-теком. Потому и экспозиция в щусевском музее благодаря удачной дизайнерской мысли похожа на фрагменты фрески, хранящиеся в вертикальных стеклянных стендах. Можно восхищаться, а собрать в целое уже нельзя. Впрочем, наверное, к лучшему.


Соло без оркестра

Вариант, если бы вдруг проекты Леонидова удалось реализовать и они втиснулись бы в современную Москву, представляет другая экспозиция -- в Центральном Доме архитектора. Называется она «В поисках утраченной топологии». Куратор, Юрий Волчок, считает: «Сегодня уже мало сделать объемную модель того или иного объекта по проекту Леонидова. Важно увидеть, как мог бы восприниматься тот же проект Наркомтяжпрома на Красной площади, будь он возведен на своем месте». На стендах -- компьютерное чудо, визуальные модели: в ландшафт современной Москвы вписан видеопроект гигантского Наркомтяжпрома. Прямо Спилберг какой-то. Думаю, несчастье Леонидова в том, что его проекты не были реализованы, а счастье в том -- что они реализованы все-таки не были. Любая стихия (воздух, земля) угрожает социуму. Если бы за Кремлем выросли айсберги Тяжпрома, случилось бы ой-ой-ой что. Играющую по воле стихий эолову арфу хорошо слушать в лесу. Внутри оркестра она становится источником какофонии.

Значит ли это, что без Леонидова мы жить никак не можем, а с Леонидовым не можем никак? Ответ подсказывают другие стенды экспериментальной выставки в Доме архитектора. Они посвящены реализации идей Леонидова сегодня. Среди проектов -- старый знакомый: обладатель «хрустального Дедала» жилой дом в Отрадном. Чутко уловив изысканные пространственные конфигурации леонидовских проектов, авторы дома предпочли не заигрывать со стихиями, а прямо следовать словам Леонидова об «архитектонической культуре и архитектонической ответственности». Они классно подыграли (по масштабу, композиции, пропорциям) убогому окружению брежневских новостроек (в них тоже ведь люди живут) и смогли при этом создать произведение, ничего общего с тупым проектированием не имеющее; вещь, ставшую фактом большой архитектуры. В итоге мы имеем вариант «Леонидов времен политкорректности». Сам Леонидов, услышав такую формулировку, точно уехал бы в деревню с тем, чтобы в столичных тусовках больше не появляться. Ну а нам, если действительно любим мастера, хочешь не хочешь придется работать именно с этим имиджем.