Судьба налоговой реформы остается неясной. Первоначально жесткая формулировка «праздник кончился, и мы находимся в коридоре исчерпания возможности снижения налоговых ставок» была в дальнейшем смягчена. Дескать, надо сначала посмотреть, есть ли эффект от ранее проведенных преобразований. Затем принять недостающие главы Налогового кодекса. Плюс пройти сложный 2003 год. После этого по возможности снизить бюджетные расходы. И тогда, может быть, вернуться к вопросу о снижении налогового бремени.

Все сказанное в итоге создало любопытную логическую конструкцию, которая позволяет в будущем с равным успехом как продолжить реформу, так и отказаться от нее. Более того, такая ситуация делает возможным и третий вариант интерпретации: «реформа и сегодня продолжается». Ведь от принятия оставшихся глав НК никто не отказывается. Причем именно третий вариант, по-видимому, будет в ближайшее время усиленно внедряться в сознание налогоплательщиков. В предвыборный год рискованно однозначно как заявлять об окончательном свертывании реформы, так и брать на себя трудновыполнимые обязательства о снижении налогов. Транслятором идеи «вялотекущей реформы» готов стать (в противовес Минфину, фактически готовому даже к повышению налоговой нагрузки) глава МНС Геннадий Букаев.

Если бюджету в следующем году станет слишком тяжко под грузом обязательств по выплате долгов, а собираемость налогов будет падать, то после президентских выборов власть с чистой совестью может объявить о полном завершении реформы. Не зря же почва для этого подготовлена словами главы Минэкономразвития о том, что «реформирование налоговой системы нужно впредь соотносить с бюджетной целесообразностью». Правда, при таком развитии событий придется признать, что хорошая по своему замыслу идея выведения бизнеса из тени за счет снижения налогового бремени была сведена на нет негодным исполнением.

Реального фискального эффекта от реформы можно ждать еще очень долго. Налог на прибыль с каждым месяцем поступает в бюджет все хуже. И виноваты в этом не только предприниматели, нашедшие новые лазейки для минимизации налога. Повинен и чересчур амбициозный Минфин, заложивший в бюджет-2002 недостижимую цифру по сбору этого налога. Бюджет рассчитывался исходя из того, что бизнес будет отдавать государству 24% своей прибыли, в то время как эффективная (то есть реально собираемая) ставка налога колеблется в пределах 17--19%. Стимула отчислять государству что-либо сверх этой суммы у предприятий нет, к тому же никто не хочет выглядеть белой вороной (иначе коллеги из бизнес-кругов сочтут, что ты их хочешь «подставить» либо что у тебя просто плохой бухгалтер!).

Но даже если предположить, что некий благоприятный фискальный эффект к моменту выборов все же появится, возобновить реформу будет сложно. Не столько с экономической, сколько с идеологической точки зрения. Придется, во-первых, объяснить, почему реформа потерпела неудачу на подъеме экономики, указав на «недобросовестных исполнителей». Во-вторых, акцент на старой идее снижения налоговых ставок сделать уже не удастся. Два года реформы показали, что налоговый пресс в реальности практически не уменьшился.

Налог на доходы физических лиц для большинства населения остался прежним (12% плюс 1% отчислений в Пенсионный фонд). По максимальной ставке 30% до реформы подоходный налог по ставке платили лишь 1% россиян. И хотя после введения плоской 13-процентной ставки собираемость налога возросла, причиной тому стала вовсе не легализация доходов населения, как уверяло правительство. Главную роль в росте сборов сыграла специфика взимания налога. Налог на доходы (ставший теперь фактически оборотным) стал взиматься автоматически в каждом месте получения гражданином его зарплаты. К тому же именно на этот период пришелся заметный рост доходов, частично отразившийся и в легальных зарплатных ведомостях. Уже одно это давало автоматический прирост налоговых сборов.

Реформирование НДС выразилось лишь во введении нулевой ставки для стратегически важной продукции. В целом налог стал даже более обременительным, ведь возмещение его стало возможно только по окончании работ/получении услуг, что, к примеру, при строительстве оборачивается беспроцентным кредитованием бизнесом государства.

Про единый социальный налог (ЕСН) уже ходят анекдоты. «А вы не утаивайте! В конце концов ваши деньги к вам же и возвращаются: субсидии, дотации... Понятно. Вот сейчас отрежу хвост у собаки, чтобы ей было чем пообедать». К регрессивной шкале ЕСН бизнесу вообще не подступиться. В стране крайне мало предприятий, где официальный средний доход на одного работника превышает 9 тыс. руб. в месяц (уровень, с которого начинается регрессия), так что всем приходится платить по максимальной ставке 35,6%, в то время как по минимальной (5%, а с будущего года 2%) не платит практически никто.

Поэтому выйти через пару лет со старой концепцией реформирования налоговой системы властям будет трудно даже в моральном отношении. Хотя интересных «поворотов» в реформе, достойных того, чтобы на них сделать в будущем акцент, можно найти немало. Масса хороших идей так и осталось не замеченной. Как это произошло, к примеру, пять лет назад, с появлением в Налоговом кодексе не имеющего аналогов в мировой практике понятия «презумпция невиновности налогоплательщика». Однако тогда кроме юристов уникальности нововведения никто не оценил.

Возможный новый лозунг реформы намечен пока что слабым пунктиром. Искать социальную справедливость предлагается теперь не в снижении ставок налогов по принципу «одинаково для всех», а в перераспределении налогового бремени на непроизводственные ресурсы. Намерение ввести повышенные налоги на «богатых владельцев машин и квартир» (транспортный налог, повышение акцизов на бензин, реформа поимущественных налогов) вполне укладывается в эту концепцию. Однако при этом государство пока крайне робко черпает из такого источника пополнения казны, как природная рента.

Результат от введения налога на добычу полезных ископаемых пока что неоднозначный. С одной стороны, единая ставка этого налога (которая зависит теперь от устанавливаемых законом предельных ставок экспортных пошлин на нефть) пресекла возможность ведения кулуарных переговоров чиновников и нефтяников. Это, пожалуй, единственная польза. Так как отказ от дифференциации ставки налога привел к тому, что эксплуатацию месторождений нельзя теперь регулировать по рентабельности (ранее индивидуально устанавливался размер роялти и отчислений на воспроизводство минерально-сырьевой базы). Теперь месторождения, рентабельность которых выше уровня новой ставки, получают сверхприбыль, а остальные -- убыток.

Если концепцию адекватного налогообложения природных ресурсов постараться сформулировать более четко, то она вполне могла бы компенсировать не оправдавшую надежды идею массированного снижения налогового бремени. Но делать это нужно, не откладывая на полтора года до выборов. Чем дольше продлится тайм-аут, взятый на раздумья о целесообразности дальнейшей налоговой реформы, тем меньше шансов ее продолжить и больше -- запутаться в зигзагах собственной экономической политики.