Лет десять назад, в эпоху первого пришествия латиноамериканских сериалов (и всенародного по ним фанатизма), большим спросом пользовалась «постэкранная» литература: издавались книжки с более или менее точным воспроизведением на бумаге всего того, что уже было показано в фильме. Сейчас ситуация на нашем рынке отчасти похожая. Сначала мы смотрим «Девятые врата» Поланского и «Бойцовский клуб» Финчера и только потом читаем «Клуб Дюма» Переса-Реверте и «Бойцовский клуб» Паланика. Разница, однако, в том, что литература здесь (как и положено в цивилизованной культурной структуре) первична. Всегда фильм является экранизацией, а не книжка -- «романизацией». А то, что русские варианты романов запаздывают, объясняется просто: сделать закадровый дубляж для двухчасового фильма, конечно же, легче, нежели подготовить полный перевод оригинальной литературной версии. Другое дело, что издатели порой обращают внимание на текст лишь после того, как он уже успешно «засветился» в экранизации и проявил тем самым свой коммерческий потенциал.

И действительно, кому придет в голову выпустить по-русски старый, почти двадцатилетней давности (1983 г.) роман не слишком хорошо известной у нас австрийской писательницы Эльфриды Елинек, главная героиня которого -- рядовая преподавательница музыкальной школы? Уж кому-кому, а переводчику этой книги Александру Белобратову ситуация хорошо знакома: «Библиотеку австрийской литературы» он издает уже давно, а многие ли о ней слышали? И только после скандального фильма Михаэля Ханеке «Пианистка», получившего Гран-при на прошлогоднем Каннском фестивале, появился шанс, что выпущенный питерским «Симпозиумом» в серии Fabula Rasa роман не пройдет незамеченным. И это будет правильно. Хотя эффект от шоковых моментов (с бритвой и зеркалом в ванной, с салфеткой в кинозале, с битым стеклом в кармане) на экране, безусловно сильнее, чем в тексте, зато в 400-страничном тексте все-таки глубже прописаны психологические мотивировки поведения героини, которые кинозритель может в лучшем случае лишь приблизительно реконструировать. Основная идейная посылка у фильма и у романа одна: замена реального мира альтернативным (пусть даже миром высокого искусства) несет в себе риск спутать два противоположных полюса -- духовный «верх» и телесный «низ» (уместно вспомнить в связи с этим Батая). Упорное стремление достичь утонченного перфекционизма в музыкальном исполнительстве провоцирует у героини зеркально симметричный процесс: обострение навязчивых садомазохистских фантазмов. Впрочем, осуждать в связи с этим классическую музыку как таковую, подобно авторам издательской аннотации («Что интуитивно отталкивает все больше людей от этого искусства, еще вчера признававшегося божественным?»), по меньшей мере наивно. Так и представляешь себе улыбку обрадованного дебила: «Эт-точно, от всех симфоний занудных извращения одни, лучше Витюшу Рыбина послушать, или там Укупника».

В одном из эпизодов между романом и экранизацией есть незначительное, но показательное расхождение: если в книге место, где демонстрируют пип-шоу, располагается где-то далеко за пределами городской черты, то в фильме это чуть ли не отдел обычного супермаркета. В течение двух десятков лет граница между допустимым и непристойным медленно, но верно сдвигалась, и теперь ее можно обнаружить в местах, еще недавно совершенно немыслимых. Спору нет, Сорокин писатель революционный, эпохальный, ломающий эстетические каноны и так далее. Но от того, что ему посвящена большая статья в свежем издании массовой «Детской (!) энциклопедии» (Литература второй половины ХХ века), мне, например, делается как-то не по себе. В подчеркнуто гротескной форме ситуацию безграничной культурной и нравственной либерализации фиксирует роман канадца Максима Русси «Кровь на яблоке» (2000 г.), выпущенный питерским издательством «Лимбус Пресс» в серии «Метро» (перевод с французского И. Панкратова). Поначалу текст, на первых страницах которого школьный учитель месье Иисус (читающий курс по истории религии и общим принципам массмедиа) проповедует на уроке о духовных достоинствах целомудрия, параллельно демонстрируя (на большом пальце руки), как правильно надевать презерватив, может показаться не просто шокирующим, но и кощунственным. До тех пор, пока не поймешь, что здесь просто доведены до крайнего (и уже абсурдного) предела все уже и нам хорошо знакомые тенденции. Общество, в котором живет пятнадцатилетняя героиня, планирующая через неделю покончить с собой, представляет собой фантастический букет из разных культов: молодости, здоровья, свободы, политкорректности, -- на практике легко оборачивающихся лицемерием, вседозволенностью и равнодушием. «Родители не видят ничего особенного в том, что молодежь собирается у них повеселиться. Мы колемся, напиваемся, трахаемся, как сумасшедшие, в самых неподходящих местах. Они не протестуют. Они говорят, что это возрастное, и пусть уж лучше дома, чем на улице. Идиоты. Согласись. Этим они и хороши». Правда, издатели, судя по аннотации, не вполне поняли ироническую интонацию автора, сочтя, что «Русси жестче, натуралистичней, скандальней -- КРУЧЕ» самого Сорокина. Читайте внимательней: Сорокина здесь передразнивают, показывая язык (и не только).

А вообще вопрос о нормах и границах, конечно, непростой. И никакими запретами в принципе не решаемый. Наоборот, информация о маргинальном может быть очень даже полезна. То есть не чтобы «уж лучше дома, чем на улице», а «уж лучше в книжке, чем на практике». И в этом отношении вполне нужным делом занимается издательство Adaptec/T-ough Press, выпускающее тексты из истории разного рода альтернативных поисков, как индивидуальных, так и социальных. С некоторыми дополнениями здесь переиздан «Джанки» Уильяма Берроуза (перевод Алекса Керви), давний прототип нашего доморощенного «Низшего пилотажа», такой же (по нормам 1953 года) скандальный и такой же скучный (вмазка-приход-кайф-ломка, башли-пушер-стрелка-затарка, вмазка-приход-кайф-ломка и далее по кругу, с незначительными вариациями). А для серии «Классика контркультуры» Алекс Керви перевел «Ангелов ада» Хантера С. Томпсона (1966 г.), документальный роман о набиравшем тогда в Америке силу движении мотоциклистов-байкеров (с одной стороны, дьявольская атрибутика, с другой -- свой кодекс «понятий» о чести и достоинстве, с третьей -- любопытным, особенно девушкам, следует держаться на безопасном расстоянии). Особенно актуальными выглядят заключительные главы, где автор размышляет о причинах появления во вроде бы здоровом и патриотичном американском обществе самого разного рода неудачников, аутсайдеров, бунтарей, outlaws. «Они -- растущий, как на дрожжах, легион молодых, полных сил людей, чья неиспользованная энергия неизбежно найдет тот же выход для своей деструктивности, который подобные Ангелам «отверженные» искали в течение многих лет». И написано это даже не об отцах, а уже о дедах нынешних антиглобалистов.

А просто и незатейливо расслабиться можно с двумя веселыми книжками (обе -- 1999 года) издательства «Фантом Пресс»: нью-йоркским детективом «Земляничная тату» англичанки Лорен Хендерсон (перевод Игоря Алюкова) и провинциальной фантасмагорией «Ящер страсти из бухты грусти» американца Кристофера Мура (перевод Максима Немцова). Отвязно и беспроблемно.